11 апреля, 11 часов 27 минут. Лубянка

В этот день были допрошены: начальник следственной части по особо важным делам Леонов и его заместители — Лихачев и Комаров, начальник 2-го Главного управления (контрразведки) Шубняков, его заместитель Тангиев, помощник начальника следственной части Путинцев, заместители министра МГБ СССР Огольцов и Питовранов. Орлов, Новик, Рябцева, повара, подавальщицы — все как один хранили молчание и ничего не помнили. Видимо, их вызвали в местные отделения ГБ и запретили болтать, взяв подписку о неразглашении. Подавальщица была сильно напугана. Создавалось впечатление, что женщину жестко запугали, не исключено, что пугали репрессиями против членов семьи. Поэтому они и держали язык за зубами. На вопросы отвечали односложно или просто молчали. Последним Берия допросил Орлова: «Что вы можете сказать о новом сотруднике Сидорове?» В глазах допрашиваемого явственно витал жуткий страх.

— Он был принят на работу в декабре прошлого года по рекомендации Игнатьева. Он показал себя исключительно прилежным работником. Досье ничего о Сидорове не говорило. Отношения с другими сотрудниками дачи были дружественные. В пище ничего не было, ничего необычного за ним не замечали.

— Кто приказал отвезти тело Сталина на вскрытие так рано утром 6 марта?

— Игнатьев.

— Кто приказал вынести вещи?

— Игнатьев сослался на вас, товарищ маршал Советского Союза.

12 апреля, 12 часов 9 минут. Лубянка

Лаврентий Павлович пытался гнать от себя эти воспоминания, но непокорная память вытаскивала перед ним дело московских прокуроров. Прокурор Москвы Филиппов был мужем той Ершовой, которая у Берии создавала атомнию бомбу. В 1936 году, оставив семью и мужа в СССР, Ершова поехала в Париж и работала в лаборатории Марии Кюри, перенимая опыт работы с радиоактивными материалами. Поэтому Ершову прозвали «русская мадам Кюри». Пока она была в Париже, ее мужа, прокурора Москвы Филиппова, репрессировали, и одним из обвинений было то, что его жена работает в Париже. Берия не смог тогда остановить казнь. Ему не хватило буквально нескольких дней (22 августа 1938 года Берия был назначен первым заместителем народного комиссара внутренних дел СССР Ежова). Прокурор Москвы А. Филиппов был расстрелян 29 августа 1938 года. Их расстреляли, чтобы скрыть следы пыток и других делишек Когда Ершова вернулась, Филиппов был уже расстрелян. Тогда реабилитировать их было некогда — много дел. Мир стремительно катился к военной пропасти. Все откладывалось на потом. Необходимо было чистить авгиевы конюшни, загаженные Ежовым.

Потом Берия узнал, что в 1937 году, когда первым секретарем МГО и МОК ЦК ВКП(б) был Хрущев, Булганин работал председателем Мосгорисполкома. А с июля 1937 по сентябрь 1938 года Булганин работал председателем Совета народных комиссаров РСФСР. Берия также раскопал, что прокурор Москвы Филиппов вышел на некие делишки, которые вместе с Хрущевым обделывал Булганин, будучи председателем Мосгорисполкома, а потом председателем Совета народных комиссаров РСФСР. Он проворачивал дефицитные материалы, Филиппов стал копать под Булганина. Тогда Булганин договорился с Ежовым, и тот быстро их расстрелял. В то время не входивший в сталинскую элиту Берия не мог идти против течения, настаивая на аресте Булганина, да и доказать ничего было бы нельзя.

Когда Курчатов потребовал привлечь Ершову к работе над бомбой, Берия вызвал ее и объяснил, что он виноват, что не успел, не смог спасти ее мужа. В 1945 году Зинаида впервые получила образец металлического урана. Фактически голыми ручками получила металлический уран. Она стала прототипом главной героини фильма «Весна» Ирины Никитиной, где ее показали как тоненькую, очень привлекательную девушку с длинными каштановыми волосами. Она обладала живым умом и при случае — острым языком. Затем Зинаида Ершова выступила с инициативой о создании научного центра для решения проблем, связанных с очисткой урана, и Лаврентий Павлович «взял под козырек». Именно тогда было решено строить ядерный реактор. Он был создан для наработки оружейного плутония-239, который образуется в результате захвата ураном-238 свободного нейтрона, реакции захвата идут постоянно, но плутоний-239 под воздействием свободных нейтронов может начать собственную цепную реакцию деления. Чтобы этого не происходило, нужно научиться определять момент, когда атомов плутония-239 нарабатывается значимое количество, но его цепная реакция еще не успела начаться. Было решено, что будут создаваться две бомбы для самолетов на плутонии-239 и для снарядов на уране-235. Началось создание реактора, а Зинаида Ершова стала начальником лаборатории радиохимии. Руководство новым институтом доверили Виктору Борисовичу Шевченко, инженер-полковнику НКВД. В декабре 1947 группа Зинаиды Ершовой впервые получила 73 микрограмма плутония-239. Это стало доказательством того, что Ф-1 позволял получать оружейный плутоний, которому предстояло стать зарядом первой атомной бомбы. Но было очевидно, что такого количества плутония-239 слишком мало — для заряда требовалось не менее 6 килограммов этого грозного элемента. Наработанный в последующем плутоний в руках специалистов из группы Юлия Харитона стал боевым зарядом первой атомной бомбы, РДС-1. Бомба РДС-1 имела вид огромной капли с очень большим стабилизатором на хвосте. Берия предложил остроумную расшифровку для аббревиатуры РДС, под которой скрывалось «изделие»: «Россия делает сама». Первый сибирский уран получила Зинаида Ершова.

Вспомнив Зинаиду, Берия загрустил. Ершова была стройной, худощавой, темпераментной дамой с пытливым пронизывающим взглядом. Когда-то ее отличала огромная шапка волос. Берия навсегда запомнил ее лицо с чертами, как бы скопированными с крестьянки из русской деревни. У нее были средних размеров брови, нос с прогибом спинки, широкий рот, ее верхняя губа выступала над нижней. Курносый нос напоминал своеобразный трамплин, кончик носа задорно вздернут вверх. Высокие скулы придавали ее темным глазам некую надменность, что в общем-то соответствовало характеру. Возраст этой невысокого роста, слегка суетливой женщины перевалил за сорок пять, а на лице едва угадывались прожитые годы. Тем не менее она оставалась на удивление привлекательной женщиной с хорошей фигурой, и, когда она наклонялась, рельефно вырисовывались ее небольшие упругие груди. Она неизменно носила туфли коричневого цвета.

На ее лице, начисто лишенном косметики, мерцал воспринятый от природы румянец. Волосы она постригала коротко, словно пытаясь убрать остатки женственности. В коротко постриженных золотисто-каштановых волосах слегка пробивалась седина. Зинаида была по-своему красива, и даже не столько красива, сколько внутренне привлекательна. Красивая, естественная, благородного вида женщина, на которой любая вещь сидела хорошо. Берия, впечатлившись ее грациозностью, все-таки отметил ее излишнюю худобу. Вместе с Зинаидой в комнату как бы влетал солнечный зайчик, который освещал всю комнату и даже высовывался из окна. Мужчины, работавшие над проектом бомбы, пытались за ней ухаживать, но безуспешно. Она только притворно-насмешливо улыбалась в ответ на косые взгляды и злые намеки и смешки сослуживцев.

Он вспомнил ее глаза. Только одно существо на свете способно было так глядеть на него: восторженно и влюбленно. У нее была страстная натура. В ней была какая-то изюминка. Глядеть, сосредоточивая во взгляде весь свет и смысл своей женской доли. Это была она, умница и опрятница, профессор и железная леди проекта. Взглянув при первой их встрече в эти глаза, Лаврентий понял, что он узнал ее всю и, казалось, не мог не полюбить. Каждый раз при виде Зинаиды его лицо вдруг вспыхивало радостной улыбкой. И все исчезало, все его думы в мгновение улетучивались. Он с отвращением вспомнил, как боялся показать тогда, что она ему нравилась. За ней ходили как пришитые и пожирали ее глазами два субчика-поклонника из числа старших научных сотрудников: один молодой, другой почти старый. Но она как бы не замечала их, сосредоточив все свое внимание на Лаврентии. Как будто блеск бриллиантов высвечивался в ее красивых крупных глазах, когда она видела Берию. Изредка она бросала усталый и вместе с тем страстный взгляд на Лаврентия, и этот взгляд поражал своей глубокой искренностью. Ершова влюбилась в Берию и попыталась его закадрить, но он не поддался. Он вспомнил, что ее фигура вызвала даже у него желание приударить за ней, но также он никогда не забывал жесткое правило: никогда не спать с подчиненными. Да и Политбюро бдило.