Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я всегда удивлялась тому, как меняется твоя внешность, на моей памяти ты несколько раз становилась взрослой женщиной, а потом…
– Девочкой, – улыбнулась Алиса и предложила: – На себя посмотри. Сколько тебе лет? Больше двухсот! А выглядишь ты как… в моё первое время тебе дали бы лет сорок пять, ну, пятьдесят, уже не молодая, но полная сил и энергии женщина. Не задумывалась, почему так?
– В какое твоё время? – удивилась вторая Алиса и, совсем по-детски наморщив лоб, стала вспоминать: – Я первый раз увидела тебя на вокзале в Фиделфии, помнишь? Ты тогда вышла из магнитоплана и рассматривала вывески. Была тогда ты старше меня, но тоже девочка.
– И груди у меня не было, а садилась я в тот магнитоплан вполне зрелой девушкой с во-от такой грудью, на которую и смотрели безопасники, не на лицо или какие другие приметы, а именно на грудь. Её они и запомнили, – хмыкнула Алиса и стала рассказывать сестре свою историю, рассказывать с самого начала, ещё с тех времён, когда сама была настоящей школьницей. Алиса младшая слушала свою сестру, затаив дыхание, а та рассказывала всё, ничего не скрывая. Этот рассказ затянулся на несколько часов, закончив, Алиса посмотрела в широко раскрытые зелёные глаза своё сестры и тихо спросила: – Осуждаешь?
Младшая обняла старшую (хотя выглядели они сейчас – наоборот), прижала к себе и так же тихо, как сестра, произнесла:
– Бедненькая, как же тебе досталось!
– Элен это всё знала, неужели она тебе даже не намекнула?
– Она умела хранить доверенные ей тайны, а это большая тайна, очень большая, – ответила Алиса младшая старшей и в свою очередь рассказала сестре об их знакомых, закончила так: – Диана совсем старушка, но рисовать продолжает. Это помогло ей пережить смерть Альберта.
– Погиб? – спросила Алиса, её сестра вздохнула:
– Старость, перед временем все бессильны, вот только я начала стареть и…
– Остановилась, – улыбнулась Алиса и укорила сестру: – Ты меня слушала, но выводов не сделала. У тебя моя кровь, не просто моя, а ставшая твоей. Ты не захотела стареть, вот твой организм, или что там ещё, откликнулся. Попробуй захотеть стать молодой, посмотришь, что будет. Или залезь в этот ящик, что меня сунули. Только сделай это при свидетелях, желательно, чтоб их как можно больше было, а то потом могут тебе не поверить.
– Что не поверить? – не поняла Алиса младшая, старшая со смешком пояснила:
– В ящик залезет пожилая женщина, человек всеми уважаемый, а вылезет девятилетняя девочка. Кажется, тебе столько лет было, когда в тебя мою кровь залили. Как тогда говорили – почти всю кровь поменяли и откуда у меня столько взялось? А я хотела, очень хотела тебя спасти, вот мой организм и вырабатывал кровь в таком количестве.
Алиса младшая задумалась, а старшая спросила:
– Какой приговор вынес мне высокий суд?
– Что? – снова не поняла женщина, девочка пояснила:
– Ну, эта комиссия, что должна решить, что со мной делать? Все мои пилоты прошли переаттестацию в этих ваших силах самообороны и уже восстановлены в званиях. Я тоже там, на ихней базе, была, летала и стреляла, изгалялась как могла, полковник Йенсен говорил, что не прочь иметь такого подчинённого, даже согласен быть под моим началом, я всё-таки полковник-командор. А этот хмырь в вашей комиссии, который адмирал – ни в какую! Говорит – как можно малолетнюю девочку в силы самообороны! Да ещё на командную должность! Оборонитель хренов! А я готова простым пилотом!
Алиса младшая покачала головой и стала объяснять сестре, как маленькой девочке:
– В чём-то он прав, нельзя же чтоб четырнадцатилетняя девочка служила в армии, ну, в силах самообороны, да ещё командиром. В этом его поддержали члены педагогического совета, а их слово обычно бывает решающим. Кроме того, в твоей ментограмме нет зубца Кухарченко-Риммана.
– А это что ещё за хрень? – скорее возмутилась, чем удивилась Алиса. – Из-за того, что у меня в этой… ментограмме нет чьих-то зубов, меня решили… А куда меня решили отправить? Надеюсь, не в психушку?
– Нет, не в психушку, – ответила женщина и стала объяснять: – Это открытие сделано сравнительно недавно, пятьдесят лет назад. Люди, в чьей ментограмме отсутствует зубец Кухарченко-Риммана, не склонны к насилию, в своём большинстве не склонны, они стараются конфликтные ситуации решать мирно. А вот те, у которых такой зубец есть, готовы пустить в ход кулаки, даже тогда, когда можно договориться. Тогда же появилась такая теория, что если эти свойства усилить воспитанием, то есть разделить таких людей и соответствующе воспитывать, то…
– Угу, можно достичь абсолютного миролюбия, – угрюмо кивнула Алиса и криво усмехнулась: – Что-то не верится, что такое возможно, я тому ярчайший пример! Этого зуба у меня нет, а я пилот истребителя. Истребителя! Назначение этого аппарата именно истреблять! Ну и ты же меня знаешь, я никогда особым миролюбием не страдала, если мне казалось, что так надо, то, не то что морду начистить, а просто убить – для меня проблемой не было!
– Да, Алиса, – согласно кивнула Алиса младшая и возразила: – Но в тебе не было злобы! И если ты это делала, то только ради кого-то! Ты же нас защищала! Защищала, как умела! А зубец… Бывают исключения, опять же – очень многое от воспитания зависит, вот потому-то и принята такая программа – раздельного воспитания.
– Угу, – снова кивнула Алиса и упрямо добавила: – А когда не было кого защищать, то я убивала ради денег, ты же слышала, кем я была, пока с вами в Фиделфии не встретилась.
– Алиса, ты гораздо лучше, чем хочешь казаться! Мне ли этого не знать!
Алиса старшая выслушала сестру и, вздохнув, спросила:
– Так куда решили засунуть меня ваши беззубые умники?
– В педагогическом совете решили, что твой случай особенный, – в свою очередь вздохнула Алиса младшая. Вздохнула и попыталась объяснить своей обиженно надувшейся сестре: – Они считают, что у тебя было неправильное воспитание, и коль случай дал тебе второй шанс, то это надо исправить. Сделать это, отправив тебя в соответствующее учебное заведение, чтоб там, среди своих сверстников, ты…
– Меня! В детский сад! Да как они!.. – от обиды у Алисы задрожали губы и выступили слёзы. Её младшая, но по виду старшая сестра обняла девочку и стала утешать.
В этот момент в комнату (это всё происходило уже на планете, а не на космической станции) вошли члены комиссии, рассматривавшей дело рыжей девочки. Военный в адмиральской форме произнёс:
– Ну вот, какие ещё требуются доказательства? Не знаю, что с ней произошло, но это ещё ребёнок и направить её в детский дом считаю единственно правильным решением! Ни о какой службе в силах самообороны не может быть и речи!
Три женщины, стараясь быть строгими, дружно закивали, и одна из них произнесла добрым голосом:
– Девочка, ты ещё маленькая для серьёзной работы, а в детском доме у тебя будут увлекательные занятия, новые друзья, там тебе будет интересно и весело. Ты не будешь скучать.