Из ворочающейся горы тел поднялся окровавленный кулак, над которым сверкал, как факел, световой нож. Белорус, распихав навалившихся на него, вскочил. Туран схватил его за воротник, потянул прочь.

– За мной давай! Последняя катапульта осталась!

Они побежали, спотыкаясь. Стало темнее, но тут же Туран с Белорусом вылетели к новой группе костров – лагерь другого инкерманского Дома. Вокруг все гремело, носились обезумевшие манисы, гетманы бежали в разные стороны, кто-то кричал, что нужно отступать, другому привиделся сигнал к штурму Херсон-Града и он орал, безумно вращая глазами, что нужно идти в атаку…

Неподалеку ударил пулемет. Нестройно захлопали выстрелы берданок и пороховых самострелов-ручниц, которыми были вооружены гетманы. Все вокруг метались, вопили, сталкивались. Белорус спешил за Тураном, на ходу заряжая револьвер.

– Стой, куда! – позвал он. – Налево давай!

Нырнув в тень, они побежали через лабиринт обвалившихся зданий предместья. Спотыкаясь, пересекли руины дома, снова выскочили на улицу. Мимо промчалась мотоциклетка, голый по пояс инкерманец с забинтованной рукой, стоя в коляске и размахивая саблей, что-то орал водителю, а тот, пригнувшись к рулю, кричал в ответ. Несколько показавшихся впереди людей шарахнулись от мотоциклетки – один выругался, другой пальнул вслед из ружья. Туран бросился через улицу, пока инкерманцы глядели в другую сторону, Белорус догнал его, и дальше они пошли медленней.

Когда выбрались из развалин, впереди открылся лагерь какого-то воеводы: шатры, окруженные кольцом самоходов. Здесь порядка было побольше, сутолока и паника остались позади. Дальше, за острыми верхушками шатров, высилась черным скелетом рама последней катапульты. Туран осторожно вышел из тени, сжимая гравипушку наперевес.

На крыше ближайшего самохода поднялась темная фигура.

– Эй, куда прешь? – окликнул дозорный, подняв ружье. – Из какого Дома?

Белорус вскинул револьвер. Первая пуля прошла мимо, гетман присел, но второй выстрел сбил его с самохода. Туран придавил рукоять гравипушки, и конус излучения уперся в борт машины. Она вздрогнула, заскрипели рессоры.

– Тим, гранату!

– Последняя! – прокричал Белорус, поджигая фитиль.

Позади самохода закричали, двое гетманов выскочили из-за кабины, первый вскинул карабин, но тут машина плавно пошла вверх. Колеса медленно провернулись, с них посыпалась пыль, что-то хрустнуло в раме. Инкерманцы отшатнулись, а Тим метнул гранату – низом, под днищем самохода. Успев заметить, что позади него бежит целая толпа, Туран разжал пальцы, и самоход упал обратно. Взметнулась пыль.

И сразу после этого рванула граната. Туран с Белорусом побежали вокруг лагеря, обходя его слева. Из-за кольца самоходов доносились крики, выстрелы, но палили куда-то в другую сторону. Заработал пулемет, ему ответил второй. За машинами полыхнуло пламя, когда там взорвалась граната. С той стороны лагеря что-то происходило, но беглецы не оглядывались – пока гетманы отвлеклись, спешили к катапульте. Снова застучал пулемет, и грузовой самоход, мимо которого они бежали, задрожал под ударами пуль. Белорус с разбегу бросился на землю, перекатился и выставил перед собой револьвер. Туран, обернувшись, направил гравипушку на грузовик, приподнял, толкнул его. Самоход повалился на бок и стал виден лагерь внутри кольца машин. Один шатер упал, другой прямо на глазах вспыхнул и, словно огненная птица, взмыл к дымным небесам – полог развевался, как крылья, пылал и густо сыпал искрами. Вокруг шатров метались люди.

Вскочив, Тим бросился за Тураном, прочь от лагеря. Десятка два гетманов показались из-за грузовиков, но на беглецов они не глядели – стреляли в противоположную сторону. Оттуда вырулила мотоциклетка, влетела в костер, расшвыряв пылающие дрова. На ней сидел Север, позади него молчаливый напарник обхватил станину установленного на багажнике пулемета – меха-корповцы тоже рвались к последней катапульте, а гетманы пытались остановить их. Напарник Севера мотал головой, рассыпая красные брызги. Вот он с усилием приподнялся, развернул ствол, и новая очередь накрыла толпу инкерманцев. Те бросились на землю, перед ними фонтанчиками взлетела красная глина. Мотоциклетка, ревя мотором, повернула и помчалась прочь. Из разоренного лагеря одна за другой вылетели еще две и погнались за ней. Ударили два пулемета, полосуя очередями багровую ночь. Север вывернул руль, его машина вильнула, и стук пулеметов смолк, когда гетманы круто повернули следом. Громыхнула граната, потом еще одна, снова застучал пулемет. Взрывы, выстрелы и крики неслись теперь с разных сторон, всполошенный лагерь ревел и будто содрогался в агонии.

Мотоциклетки исчезли из виду. Черный силуэт последней катапульты высился впереди. Снова потянулись развалины глинобитных домишек, но здесь их разрушили едва не до основания, когда тяжелые самоходы везли части катапульты. Остались лишь груды обломков – куски стен, раскрошенный кирпич, разбитые в щепу перекрытия и дверные косяки. Тяжелая техника продавила в этом месиве глубокие колеи, по одной из которых и бежали Туран с Белорусом. До катапульты осталось совсем немного – уже отчетливо был виден огонь в топке и отблески пламени на лоснящихся телах кочегаров, которые замерли, прислушиваясь к стрельбе.

– Берегись! – крикнул Белорус.

Из-за катапульты повалили гетманы с оружием наготове. Впереди катил, тяжко переваливаясь на обломках, бронированный самоход, в стороне тарахтели мотоциклетки, которым пришлось двигаться в объезд, чтобы не застрять в руинах. Гетманы сразу заметили чужаков. Хлопнули первые выстрелы, в люке на крыше самохода показался человек с ружьем, прицелился. Белорус упал, дернув Турана за полу плаща, но тот вывернулся и вскинул гравипушку. Расширяющаяся цепочка световых колец уперлась в радиатор самохода, передние колеса оторвались от битого кирпича. Гетманы бросились врассыпную, а человек с ружьем провалился в люк. Туран, широко расставив ноги и отклонившись назад, потянул самоход вверх. Машина была очень тяжелой, черный стержень дрожал и вибрировал в руках – нагрузка казалась предельной. Вой гравипушки перешел в тонкий визг, от которого завибрировали все кости в теле. Туран с трудом повел раструбом вправо, медленно разворачиваясь всем телом, – грузовик поволокло по обломкам, передние колеса бесполезно вращались в пустоте, а задние скребли по хрустящим кирпичам.

Гетманы бежали от ползущей на них громады, Тим стрелял по ним. Скрипнув зубами, Туран резко повернулся и отправил бронированную махину в другом направлении. Наконец-то удалось оторвать от грунта весь самоход – тот взлетел, перевернувшись набок, и стало слышно, как в кабине орут ошалевшие инкерманцы. Туран сделал шаг, другой; позади него земля и обломки кирпичей вскипали, растираемые отдачей в пыль.

Вес машины частично передавался и ему – идти стало совсем тяжело, он едва переставлял ноги, гравипушка в руках налилась такой тяжестью, что суставы скрипели, будто несмазанные дверные петли. Туран шел к катапульте и с каждым шагом качался то влево, то вправо, бросая здоровенную махину из стороны в сторону. Гетманы разбегались – мотающийся туда-сюда самоход привел их в ужас. Пот заливал глаза, Туран тряс головой, моргал и старался не сводить глаз с угольно-черного контура катапульты. Его шатало от напряжения, и рама катапульты шаталась перед ним. Белорус что-то орал сзади, но он не слышал. Полуголые кочегары посыпались с паровой тележки. Гетманы, загружающие мачту снарядами, разбежались.