— Оставь меня в покое, ты! Нас не представили, а я не привыкла беседовать с незнакомцами.

Она отступила на несколько торопливых шагов в сторону, а потом остановилась, с тревогой глядя на дверь лавки. Я понимал, что, как только Клара выйдет оттуда, Карсина сразу же сбежит. В моем распоряжении оставалось лишь несколько мгновений. Проезжавший мимо солдат смотрел на нас с любопытством.

Я вновь обратился к ней:

— Карсина, пожалуйста. Мне нужно от тебя только одно, одна простая услуга. Неужели ты не поможешь мне, ради прежних времен? Ради Ярил?

Она сильно побледнела и застыла, выпрямившись, как палка. Потом быстро огляделась, словно боялась, что кто-то увидит, как я обращаюсь к ней.

— Я тебя не знаю! — произнесла она довольно громко. — Если ты не перестанешь меня беспокоить, я позову на помощь.

Из-за угла единственной в Геттисе чайной лавки появились две дамы и остановились, глядя на нас.

— Не делай этого! — хрипло прошептал я. — Не нужно. Речь идет не обо мне, Карсина, а о Ярил. Когда-то вы были лучшими подругами. Пожалуйста, ради нее, помоги мне. Она думает, что я мертв. Я не могу…

— Оставь меня в покое! — Карсина почти кричала, снова метнувшись в сторону.

— Прошу простить меня, мадам. Он вам докучает? — послышался голос из-за моей спины.

Я обернулся, мое сердце сжалось от дурных предчувствий. Сержант Хостер, раздувшийся от ненависти, был счастлив лишнему поводу унизить меня. Он не стал дожидаться ответа Карсины.

— Держись подальше от леди, толстобрюхий! — рявкнул он. — Я видел, как ты что-то ей шептал. Она дважды прогоняла тебя. Иди своей дорогой. А лучше возвращайся на кладбище, там тебе самое место.

Карсина стояла, отвернувшись от меня, и дрожала, словно от ужаса, прижимая ко рту платок. Я знал, чего она боялась — и вовсе не вреда, который я могу ей причинить. А того, что жители Геттиса каким-то образом узнают о ее связи со мной.

— Я не хотел ничего дурного, мадам, — сказал я ее спине. — Очевидно, я вас с кем-то перепутал.

Мстительный демон в моем сердце хотел обратиться к ней по имени, хотел объявить всем зевакам вокруг, что некогда я был с ней помолвлен. Однако я сдержал порыв. Я не должен с ней враждовать. Только она могла передать письмо моей сестре. Если бы я остался с ней наедине, то мог бы заставить ее написать Ярил — угрозами разоблачения, если понадобится. Но с этим придется подождать. А пока я виновато потупился и отошел.

Клара Горлинг наконец вышла из лавки. Она ахнула, увидев, что Карсина расстроена, и поспешила к ней. Я отвернулся и торопливо зашагал прочь. Я слышал, как сержант Хостер за моей спиной извиняется перед дамой за «неприятное переживание леди».

— К сожалению, ни одной женщине в Геттисе не следует ходить по улицам в одиночестве. Некоторые солдаты ведут себя не лучше, чем дикари. Она не пострадала, мадам, просто потрясена. Прогулка до дома и чашка горячего чая должны помочь ей прийти в себя. — Он погрозил мне вслед кулаком. — Если бы не присутствие леди, я задал бы тебе трепку, какой ты заслуживаешь. Считай, что тебе повезло!

Клара Горлинг была решительной дамой.

— Тебе должно быть стыдно, солдат! — громко закричала она мне вслед. — Стыдно! Именно из-за таких животных, как ты, леди города вынуждены носить свистки и прогуливаться парами даже при свете дня! Я поговорю о тебе с полковником Гареном! И не надейся, что все обойдется! Человека вроде тебя трудно с кем-то спутать! Мой муж проследит за тем, чтобы ты получил свое!

А я мог лишь понуриться и поспешить прочь, словно пес, укравший курицу. Я почти ждал, что прохожие начнут швырять камни мне в спину. На одно пугающее мгновение я пожелал всем им смерти. Но когда я почувствовал, что моя кровь закипает от магии, мной овладел ужас, и я подавил в себе вспышку ненависти. Мне стало нехорошо, и я ощутил себя еще худшим чудовищем, чем меня считали зеваки, презрительно наблюдавшие за мной. Я постарался скорее свернуть в переулок и скрыться от них. Я не собирался выполнять пожелание сержанта Хостера и спешить обратно на кладбище, но в итоге именно так и поступил. Остаток дня я думал не только о том, как бы убедить Карсину помочь мне тайно связаться с сестрой, но и — с неподдельным страхом — о чувствах, которые она во мне всколыхнула. Наконец я взял дорого обошедшуюся мне газету и попытался погрузиться в новости Старого Тареса и прочего цивилизованного мира.

Но новости, которые всего лишь несколько часов назад столь живо меня интересовали, теперь оставили меня равнодушным. Я пытался вникнуть в дела новой и старой аристократии и вопросы порядка рождения и наследования, но не мог. Теперь все это меня не касается, сказал я себе. Я более не сын-солдат нового аристократа, а лишь рядовой кладбищенский сторож. Продавец в лавке был прав, с отвращением сказал я себе. Способность прочитать газету еще не означает, что написанное в ней имеет ко мне какое-то отношение.

Нет. Я был созданием пограничного мира, человеком, зараженным магией. Чудовищная сила спит во мне, и если я не сумею от нее избавиться, то буду жить в постоянном страхе перед искренними чувствами. Я должен найти способ очистить себя от магии. Я уже голодал, но из этого ничего не вышло. Мне казалось, стоит обрести прежнее тело — и ко мне вернется прежняя жизнь. Теперь я понимал, что взялся за решение не с той стороны. Если я хочу вернуть прежнюю жизнь или хотя бы ее подобие, первым делом мне необходимо избавиться от магии, живущей во мне. Дело в истинных изменениях, которые со мной произошли, а не в слое покрывающего меня жира. Мой жир — лишь внешнее проявление этих перемен.

Спинк предлагал мне помощь. Мне вдруг захотелось найти его и Эпини, чтобы в предстоящей схватке на моей стороне оказались люди, которым я верил. Быть может, я смогу найти способ связаться со Спинком, а мысль о том, чтобы открыться Эпини, казалась мне заманчивой. Но я отбросил эти надежды, вспомнив, как смотрели на меня сегодня прохожие. Хочу ли я, чтобы к Спинку и Эпини стали относиться так же? Хочу ли я, чтобы истории о шлюхах и оскорблении женщин на улицах связали с моим настоящим именем, как случится, если Эпини признает во мне кузена? Я представил себе, как эти слухи доходят до ушей отца и Ярил, и съежился. Нет. Одиночество лучше, чем стыд. Я буду продолжать сражаться сам. Это моя битва, и ничья более.

Я неделю не появлялся в городе. Я уже неплохо устроился в своем жилище. Подальше от могил я вскопал небольшой огородик, где посадил разные овощи. Я привел в порядок могилы людей, умерших зимой; мерзлая земля улеглась не слишком ровно, но сейчас я смог выровнять холмики. И всякий раз, когда мне по дороге попадались дикие цветы, я бережно выкапывал их и пересаживал на новые могилы.

Кроликов и птиц привлекала свежая трава, растущая на склоне кладбищенского холма, и я начал охотиться с пращой. Я задумывался, насколько независимо я могу жить. Рано или поздно мне придется отправиться в город за припасами или чтобы выполнить мой долг, но всякий раз, задумываясь о поездке, я находил повод ее отложить.