— Неужели они осмелятся приблизиться к нам? — изумлялись на стене собора.

— О, будьте спокойны! — лихо подкручивая ус, воскликнул начальник отряда Анри. — Я сумею встретить их достойным образом.

Музыка раздавалась всё ближе. Показалось величественное шествие. Чёрные китайские драгуны с жёлтыми знамёнами открывали его. За ними — зонтики, знамёна и паланкины. Далее видна была многочисленная свита, в которой блестели расшитые золотом одежды принцев и высших придворных мандаринов.

— Тце-Хси! Императрица! Это её шествие! — пронеслось по бейтанской стене. — Она. И все принцы крови с нею...

— А вот мы сейчас увидим, что за кровь у этих принцев! — вскричал Анри и скомандовал: — Стрелки, сюда!..

Двенадцать стрелков по знаку своего командира выдвинулись вперёд и, чтобы ловчее прицелиться, стали на одно колено.

— В закрытом наглухо паланкине — император! — предупредили пылкого француза.

— А тем лучше! — воскликнул он. — Целься!..

Но, к великому счастью, в тот момент, когда Анри уже готов был отдать последнюю команду, кто-то схватил его сзади за руку.

— Остановитесь, безумец! — услышал он голос, в котором ясно выражался ужас. — Что вы задумали?.. Первый выстрел — это наша смерть!

Анри обернулся. Перед ним стоял взволнованный, дрожащий глава католической миссии епископ Фавье.

— А, это вы, святой отец! По долгу христианина жалеете этих негодников? — усмехнулся Анри.

— Вовсе нет! Я жалею себя, вас, всех нас. Китайцы — трусы. Но если бы, не говоря уже об императрице, хоть одна пуля попала в принца крови, всеми этими людьми овладело бы фанатическое бешенство, и они были бы способны на всё. Слышите, молодой человек?.. На всё! И не только они, эти солдаты, но даже наши друзья — китайцы-христиане — и те кинулись бы на нас... Вот что наделал бы ваш залп.

Анри, слушая эту речь, презрительно пожимал плечами, но в душе не мог не согласиться с доводами Фавье, прожившего более тридцати лет в Китае и прекрасно изучившего этот народ...

Таково в общих чертах было это «беспримерное пекинское сидение».

А из-за героев этого сидения лилась не реками даже, а целыми морями кровь человеческая, приносились жертвы, которые непосильным бременем легли на плечи и без того обездоленных тружеников. Из-за них погибла разграбленная высококультурными сынами Европы древнейшая в мире столица, из-за них бесконечно увеличилось число вдов и сирот, из-за них и теперь ещё льются горячие слёзы во всех уголках мира.

о Елены, продолжавшей жить в роскошном павильоне императорского дворца, почти не доходил шум свершавшихся вокруг грозных событий. Она слышала гром пушек, сперва пугалась этого, но потом попривыкла и перестала даже обращать внимание на канонаду.

Если бы кто теперь увидел эту девушку, то вряд ли признал бы в ней чистокровную сибирячку. Елена казалась настоящей китаянкой. Она не могла обижаться на своих хозяев. О ней заботились, как о самой дорогой гостье. Всё, что бы ни пожелала она, являлось немедленно; иногда её желания даже словно предугадывались...

Людей Елена вообще видела очень мало. Павильон, отведённый для неё и Уинг-Ти, стоял уединённо, вдали от дворца, среди тенистого парка. Вблизи его стоял домик садовника Чу, почтенного старика, отца тринадцати дочерей и деда множества внучек. Елена, когда гуляла в парке, часто видела этих хорошеньких девушек, всегда весёлых, приветливых, необыкновенно деликатных. Она любила заходить к Чу, всё своё свободное время проводившего за чтением старинных книг и отрывавшегося от них только для того, чтобы полюбоваться на резвящихся дочерей. Старушка жена Чу вполне разделяла любовь мужа к молоденьким созданиям, и Елена, глядя на стариков, всегда вспоминала своих отца и мать. Кроме старика-садовника, его жены и дочерей, никто из дворца не заглядывал в эту часть парка.

Иногда до Лены доносились звуки гонгов, музыка и говор, но это бывало крайне редко. Чаще всего ей приходилось коротать время с Уинг-Ти, ставшей для Лены скорее подругой, чем служанкой.

Девушки сдружились, у них нашлись общие интересы, обеих их волновало одно чувство. Одна не могла вспомнить без волнения жениха, другая — вся пылала смущением, когда почему-либо вспоминала имя удалого сибирского казака.

Если и страдала Лена, то только от разлуки с родными. Вань-Цзы, время от времени навещавший затворниц, Приносил ей успокоительные вести об отце и матери, но о Шатове он сам ничего решительно не знал. Не имел, конечно, он никаких сведений и о брате Лены, и о Варваре Алексеевне.

Только эта неизвестность заставляла тяжело страдать девушку. Она не раз просила Вань-Цзы, чтобы он отвёл её к родителям.

— Это невозможно теперь, Елена! — говорил в ответ китаец. — Даже я не могу проникать к европейцам... Надо ждать терпеливо!..

— Долго ждать, милый Вань-Цзы?

Подождите ещё немного. Скоро всё кончится...

— Вы думаете?

— Да, Елена, скоро... Через несколько дней придут в Пекин ваши, за ними явятся все европейцы, вы очутитесь между друзьями. Будете опять счастливы...

В голосе Вань-Цзы звучала тяжёлая сердечная тоска. По всему было понятно, какая мука терзала душу этого умного доброго китайца.

— Да, скоро придут сюда европейцы... — он ещё раз и с грустью осмотрелся вокруг, словно прощаясь с этим тихим уголком.

— Вань-Цзы, что с вами? — воскликнула Лена, тревожась за своего друга.

— Ничего... Ничего!

— Нет, вы что-то от меня скрываете.

Вань-Цзы схватился за голову:

— Вы правы, Елена, упрекая меня в неискренности, правы. Сердце моё до боли сжимается, голова кружится, душа полна самых мрачных предчувствий...

— Чего вы боитесь, мой друг?

— Того, что произойдёт здесь через несколько дней... Бедный Пекин, бедный страдалец-парод!..

Теперь Лена возмутилась:

— Слушайте, Вань-Цзы, вы — хороший, умный человек! Вы почти не китаец, а скорее европеец. А между тем, я только и слышу от вас, что европейцы явятся сюда со злобой, разорят вашу страну... Что вы? Разве они разбойники? Разве они грабители с большой дороги?.. Нет, мой друг, европейцы — хорошие христиане... Христос заповедовал им любовь к врагам, и, поверьте, они, если сюда придут, то придут, несмотря на всё, что случилось, не с проклятиями, не со злобой а с кроткой любовью и прощением.

Новая грустная улыбка скользнула но губам Вань-Цзы.

— Вы уверены в этом, Елена?

— Да, да! Иначе и не может быть!

— Так слушайте... Слушайте внимательно, но прежде всего ответьте мне. Искренно...