Единственными в Шанхае, кто продолжал поддерживать Чана до последнего, оставались представители среднего класса, но теперь и они ополчились против него. Все их сбережения окончательно обесценились, будучи переведены в новую, еще более никчемную валюту, и бытовало мнение, что вся эта затея придумана лишь для того, чтобы власть имущие могли еще туже набить карманы.

Когда сын Чана, которого, по-видимому, одолели угрызения совести, попытался расследовать эти слухи, след привел к таким влиятельным семьям, как Гуны. Услышав об этом, его мать, мадам Чан Кайши, срочно прилетела в Шанхай и публично отхлестала сына по щекам. Так был положен конец слабой попытке сделать систему хоть немного более справедливой.

Тем временем Чиани, Суны и Гуны переводили свои состояния — как нажитые, так и украденные — в Соединенные Штаты, где им ничто не угрожало. Тогда же произошел примечательный инцидент. Самолет, направлявшийся из Чунцина в Америку, в связи с технической неисправностью совершил вынужденную посадку на территории США. Когда генерал Джордж Маршалл и его люди нашли самолет, они были изумлены, обнаружив, что он до отказу набит американской валютой, которую семейство Сун переправляло на свои счета в банках Америки.

А ведь по сравнению с теми масштабами, в которых воровали мадам Чан Кайши и ее супруг, Суны были просто скромниками!

И народ знал это. Поэтому конец был неизбежен.

Республиканские генералы во главе целых батальонов переходили на сторону коммунистов. Остальное было делом времени.

Пал Сучжоу, оставив открытым для удара Нанкин.

Затем — Тяньцзинь, а чуть позже, почти не встретив сопротивления, Красная армия генерала Линь Бяо овладела Пекином.

За десять дней до этого «ради блага нации» Чан Кайши ушел в отставку. Разумеется, это уже не имело ровным счетом никакого значения. Его план, заключавшийся в том, чтобы обобрать Шанхай дочиста и перевезти все награбленное на Тайвань, был близок к завершению. Заключительный акт этой воровской феерии разыгрался на исходе одной февральской ночи, когда на глазах изумленной публики без каких-либо объяснений набережная Бунд была перекрыта с обеих сторон, после чего кули принялись выносить из Банка Китая золотые слитки. В ведрах, подвешенных к концам бамбуковых шестов, они несли драгоценную ношу к пристани Шанхая, где слитки погрузили на борт грузового корабля, еще до рассвета отплывшего на Тайвань.

Последние недели правления националистов были самыми ужасными. Повсеместно царили законы военного времени. Оставшиеся солдаты тащили все, до чего могли дотянуться, прежде чем сбросить мундиры и исчезнуть. Ежедневно происходили публичные казни «сочувствующих коммунистам», расстрельные взводы Гоминьдана лишили жизни многих молодых людей.

В середине апреля войска Мао форсировали Янцзы, без боя взяли Нанкин и двинулись на Шанхай.

Силы националистов покинули город и ушли в Вусун, располагавшийся в устье Янцзы. Многие назвали эту передислокацию самым удачным маневром за все время войны.

К полудню двадцать четвертого апреля 1949 года в пригородах Шанхая уже была слышна ружейная стрельба. К вечеру она прекратилась.

Огромный город затаил дыхание.

Сразу после полуночи авангард крестьянской армии Мао вошел в Город-у-Излучины-Реки. Солдаты смотрели на кинотеатры, напоминающие дворцы, высоченные отели, универсамы, ломившиеся от товаров, и — голодающих горожан. Затем они прошли мимо высокой стены сада, остановились и стали ждать приказов от человека, которого Мао назначил комендантом Шанхая, Конфуцианца.

Жители города медленно выходили на улицы, чтобы приветствовать новых освободителей. Один подросток пробежал несколько миль по крышам домов, внимательно вглядываясь в лица солдат, ища кого-то.

На следующее утро Красная армия стройными рядами маршировала по улице Кипящего ключа. Словно ниоткуда, на каждом перекрестке появились огромные красные полотнища с лозунгами, провозглашавшими свободу для Шанхая, Конфуцианец взял под свой контроль все большие здания города, разместив в каждом из них тщательно отобранных и обученных комендантов. Эти люди являлись тем, что принято называть «крестьянской косточкой», и ненавидели все, что было связано с современным городом Шанхаем и его обитателями.

Шанхайцы внимательно наблюдали за тем, как новые правители рассаживаются по начальственным креслам. Одни ликовали, другие вспоминали старую пословицу о дьяволе, которого ты знаешь.

Мальчик-подросток тянул шею, пытаясь рассмотреть в водовороте солдатских лиц любимого отца, который ушел, «чтобы сделать мир лучше».

* * *

Конфуцианец обосновался в бывшей конторе Врассунов на Бунде и вызвал к себе сорок других конфуцианцев, которым отвел роль помощников.

— Мы сломаем порочные привычки этого города греха, уничтожим любое напоминание о влиянии фань куэй, вычистим вообще все некитайское. Помните, что каждый — каждый! — у излучины реки заражен бациллами фань куэй. Не знайте пощады. Эти упрямцы либо покорятся правилам, которые будут рождаться в этом кабинете, либо познают на себе беспощадный гнев революции.

Через полчаса напыщенных разглагольствований в том же духе Конфуцианец отпустил сподвижников, а затем вызвал похожего на крысу человечка.

— Ты сделал то, что я велел? — спросил он того.

Человечек кивнул. По приказу Конфуцианца он захватил большой участок земли на западном берегу Янцзы и организовал там строительство тюрьмы. Со временем это будет самая большая в мире политическая тюрьма, и само ее название — Тиланьсяо — наводило ужас даже на самых отчаянных жителей Города-у-Излучины-Реки и заставляло их дважды подумать, прежде чем нарушить то или иное правило, каким бы глупым или пустячным оно ни казалось.

* * *

Бабушка Фона нашла внука плачущим в углу комнаты, которую он делил с шестью двоюродными братьями. В руках мальчик держал две большие стеклянные бусины.

— Пора отправляться на работу, — прошипела она. — Новые правители гадят не меньше старых.

— Где папа? — всхлипывая, спросил Фон.

— Подох, наверное.

— Но ведь он был твоим сыном, бабушка!

— Он был дураком, который сует нос в чужие дела. А теперь вставай и бери свои щетки. Дерьмо коммунистов пахнет точно так же, как дерьмо республиканцев, но и те и другие платят нам за то, чтобы мы его убирали. Так что пошли.

Глава двадцать первая ВЛАСТЬ КОНФУЦИАНЦЕВ

Как только Красная армия вступила на улицы Шанхая, город был взят под контроль с быстротой, удивившей всех. Конфуцианец предоставил в распоряжение коммунистов свои организаторские способности, которыми те не обладали. Его пылающая ненависть по отношению к Городу-у-Излучины-Реки подпитывала ту ярость, с которой он претворял в жизнь стоявшие перед ним задачи.