Помимо Газни, любимой архитектурной «игрушкой» Махмуда стал дворцовый комплекс, возведенный в Лашкари-Базаре в долине Гильменда (современный Афганистан). Несмотря на то что мощная церемониальная арка высотой почти 26 метров, которая находилась в городе Босте, построена уже после смерти Махмуда, ее существование подтверждает тот факт, что строительство зимней столицы султана имело невероятные масштабы. Архитектурным центром государства Махмуда была территория за пределами Боста – сейчас она известна как «город Махмуда» (Шахр-и-Махмуд). Снабжаемая водой, удобная местность тянется более чем на шесть километров вдоль долины, примыкающей к реке Гильменд, предоставляя огромное пространство для постройки дворцов, а также многочисленных официальных зданий, мечетей и казарм, необходимых для размещения охраны султана и слонов.

Главный дворец тянется на 500 метров над изгибом реки. Во время раскопок, проведенных французскими археологами между 1929 и 1952 годами, обнаружено обнесенное мощными стенами просторное сооружение из нескольких десятков комнат, построенных вокруг огромного центрального внутреннего двора, окруженного четырьмя арочными порталами, или айванами[952]. Один из первых внутренних дворов обрамлен четырьмя большими арками: он стал образцом, которого придерживались мусульманские архитекторы во всем мире в течение следующих пяти веков[953].

Центральный зал для приемов, видимо, производил сильное впечатление своими причудливо украшенными панелями, фигурной кладкой, роскошной лепниной и центральным бассейном в виде лепестков роз. Яркие цвета были повсюду: потолок выкрашен красным, синим и желтым, полы выложены цветным мрамором. Наибольшей ценностью зала для приемов были большие и богато украшенные фрески, на которых изображены деревья, цветы, газели и птицы. Посреди этого пасторального великолепия – охрана Махмуда. Стражи одеты в длинные парчовые кафтаны с поясом, в сапоги с заостренными концами, шапки из украшенного вышивкой войлока. Эти изображения напоминали посетителям о силе и могуществе Махмуда даже в отсутствие самого султана.

Фрагменты тех удивительных росписей, находящиеся в настоящее время в Национальном музее (Кабул), вызывают в воображении дворцовую культуру неторопливой охоты без риска, но с острыми ощущениями. Придворный историк Бейхаки, работавший при сыне Махмуда султане Масуде, описывал, как шестьсот газелей были пригнаны специально для него. Или другой момент – прогулка султана по реке Гильменд. Сидя в лодке, украшенной шелковыми флагами, в сопровождении свиты сокольничих Масуд коротал часы, охотясь, а музыканты играли для него[954].

Если оценивать Лашкари-Базар лишь с архитектурной точки зрения, то он выделяется как наиболее важное достижение золотого века Центральной Азии. На месте, выбранном самим Махмудом, построены здания, на несколько веков предвосхитившие будущее развитие архитектуры. Обширные пространства, большие порталы, обрамляющие центральную площадь, великолепные узоры из кирпича и штукатурки, блестящие цвета – все это распространилось из Лашкари-Базара на восток, вглубь Индии, и на запад – в Персию и на Ближний Восток. Триста лет спустя эти памятники архитектуры окажут значительное влияние на преемников Тамерлана (Тимура).

То, что Махмуд был щедрым покровителем традиционалистских суннитов, не подлежит сомнению. Его официальный биограф Утби описывал редкие и ценные книги по богословию, привезенные султаном для библиотеки в Газни в качестве пожертвования и для поддержки ученых из местного медресе. Утби также упоминает щедрые награды, которые получали преподаватели. Но это не делало Махмуда серьезным покровителем литературы, поскольку нет никаких сведений о том, что в этом медресе проводились какие-либо исследования, кроме религиозных[955].

Чтобы оценить вклад Махмуда в культуру, мы должны обратиться к иным сферам, а именно к истории и поэзии. Для Махмуда и его сына Масуда история была устным эквивалентом архитектуры, идеальным инструментом для распространения информации о своих достижениях. Благодаря этому группа талантливых историков оставила нам непривычно большой объем описания жизни и эпохи двух правителей.

Начнем с секретаря Махмуда, трудолюбивого и верного Утби, и записок о правлении Махмуда и его отца Себук-тегина[956]. Араб из персидского города Рея Утби откровенно признавал, что писал, чтобы превознести своего правителя[957]. Он следовал за Махмудом в первых походах и описывал их с позиции очевидца. Достоверности его рассказу о страшном голоде в Нишапуре, который случился из-за неподъемных налогов Махмуда, добавляет его откровенность. Однако на других страницах Утби часто сводил счеты не только с критиками Махмуда, но и со своими врагами.

Утби писал свою историю в неформальном эпистолярном жанре, который изобилует краткими отступлениями, деталями и остротами, имеющими мало общего с официальным стилем прославления Газневидов. Таким образом, он раскрывает себя как первоклассный писатель, который хотел достучаться до образованной публики. Очевидно, ни ему, ни другим историкам деньги Махмуда не помешали написать работы непреходящей ценности[958].

Из всех современных историков династии Газневидов наиболее выдающимся был Абу-ль-Фадль Бейхаки[959] (995–1077) из селения рядом с Нишапуром, который сначала работал в почтовом ведомстве при сыне Махмуда – Масуде, а затем дослужился до начальника этого ведомства. Бейхаки был посвящен во внутренние дела династии. Не подхалим и не изменник, он находил свою задачу временами очень сложной, что побудило его написать труд о работе секретаря правителя. Как и многие свободно мыслящие служащие, Бейхаки делал подробные записи обо всем, что происходило на его глазах, и, возможно, припрятывал какие-то официальные документы. К сожалению, большинство документов у него изъяли, когда он ушел в отставку, и тогда ему пришлось полагаться на свою память и устные источники[960]. Он смог проделать титаническую работу и написать 30 томов истории. Большая часть текстов посвящена правлению сына Махмуда – Масуда, но несколько томов содержали сведения и о Махмуде. К сожалению, лишь три тома и несколько дополнительных фрагментов этого исторического и литературного шедевра дошли до нас[961].