Даже писатели, современники Махмуда, были обеспокоены тем, что его правление может стать началом заката цивилизации региона. Ученые, исследовавшие этот вопрос, вскоре приходят к парадоксальному факту: Махмуд даже во время столь жестоких завоевательных войн покровительствовал некоторым выдающимся ученым эпохи (в частности, Бируни и Фирдоуси). Он возводил поразительные памятники архитектуры, оказывал поддержку многим писателям, включая тех, чьи стихи на персидском языке удивляют и завораживают читателя и поныне.

Для нас это загадочно и непонятно, потому что нарушает современное представление о том, что образование и искусство естественно вытекают из справедливого политического и социального устройства, и наоборот, плохая политика отравляет разум и дух. Возможно, в этой ситуации можно утверждать, что культура при правителях Газневи процветала, несмотря на их правление, а не благодаря ему. Но утверждая это, мы упускаем из виду, что Махмуд Газневи был наследником культуры саманидских и хорасанских правителей, хотя и уничтожил многое из созданного ими.

Процесс становления власти Махмуда был значительно облегчен его отцом Себук-тегином, который превратил провинцию государства Саманидов в Газни в империю. Именно Себук-тегин во время военных походов в Афганистане, Хорасане и Индии обучил своих сыновей-подростков искусству войны. Поворотный момент в становлении Махмуда произошел, когда его отец завещал свою расширяющуюся империю не ему, 23-летнему, а его старшему брату Исмаилу. После этого Махмуд выследил Исмаила и убил его[903].

После того как Махмуд получил контроль над наследством Себук-тегина, караханидское войско напало на его земли с севера. «Призом», за который сражались два тюркских войска, являлись территории, оставшиеся от умирающей саманидской империи, а также ее столица Бухара. Войска Махмуда захватили Бухару, а он назвался правителем. Но два этих войска не могли победить друг друга, и поэтому Махмуд и правитель Караханидов заключили сделку, разделив остатки государства Саманидов и установив границу по Амударье.

Вскоре Махмуд начал первый из своих двадцати походов в Индии. Пока он отсутствовал, Караханиды в 1006 году напали на его территории в Хорасане и Афганистане. Узнав об этом, Махмуд отправился обратно и с помощью своего излюбленного оружия – отряда из 500 вооруженных боевых слонов – уничтожил вторгшееся войско Караханидов[904]. После столь потрясающей победы Махмуд отвоевал Нишапур у непокорных Саманидов, которые завладели городом в его отсутствие.

К 1006 году Махмуд полностью посвятил себя военным походам. До самой смерти в 1030 году он постоянно вел военные действия, останавливаясь ненадолго лишь затем, чтобы построить в своей летней столице великолепные здания, возвести зимнюю столицу и место отдыха для себя и своих приближенных. Ему была необходима надежная система управления, чтобы сохранять и приумножать его богатства, содержать войско и пресекать восстания на корню.

Существует общепринятая точка зрения, согласно которой Махмуд руководствовался двумя моделями управления. Первая модель – Багдадский халифат, где контроль сверху вниз осуществлял визирь; вторая, более упорядоченная модель, была разработана Саманидами в Бухаре. Они привлекали «уполномоченных лиц» на местном уровне, а также выказывали уважение к правителю в Багдаде, чтобы «замаскировать свою фактическую независимость от него»[905]. Эта схема верна лишь отчасти: у Махмуда действительно были визири, но он ненавидел этих государственных деятелей с того самого момента, как назначал их[906]. И хотя Махмуд сохранил старую саманидскую управленческую структуру, ему все же нужна была поддержка халифов до того времени, пока он не решил, что сам, а не халиф, должен править исламским миром. Эта кампания по достижению полного контроля началась в 998 году, когда Махмуд присвоил себе ранее неизвестный титул – «султан»[907].

Единственным стабильным элементом в этой системе, помимо самого султана, был совет, состоящий из его наиболее верных помощников. Это был главный совещательный и исполнительный орган власти: он осуществлял волю Махмуда, договариваясь с наместниками и подданными по всему региону. Поддерживали работу совета налаженная почтовая система, а также обширная сеть шпионов, которые следили, чтобы решения султана выполнялись (и доносили об их неисполнении, чтобы султан наказал виновных). Наконец, чтобы подданные ценили его усилия, Махмуд нанял составителя официальных новостей, главного глашатая, который рассказывал обществу об отношении султана к основным событиям[908].

В гораздо большей степени, чем халифат или Саманиды, режим Махмуда ставил своей целью снабжение войска. Речь идет не только о постоянном его оснащении, обеспечении питанием и вознаграждении десятков тысяч воинов на полях сражений, но и об уходе за самым страшным оружием Махмуда – отрядом боевых слонов. Сильные толстокожие животные были оснащены специальными сиденьями и копьями для атаки, за ними присматривали укротители, в основном индусы. Мы вскоре вернемся к системе, которую разработал Махмуд для сбора денег с подчиненных народов, а сейчас достаточно отметить, что ценой этой системы стало сокращение транспортной и торговой сетей, а также вывод обширных пахотных земель из числа обрабатываемых. Кроме опустошения «домашних» территорий, это привело к упадку экономики везде, где властвовали он и его преемники.

Какой цели служила «военная машина» Махмуда? Султан не имел на этот счет никаких сомнений – он видел себя «тенью Бога на земле»[909] и культивировал образ блюстителя веры, заявляя, что выучил наизусть весь Коран и написал (или дал поручение кому-либо другому написать) книгу по мусульманскому праву (фикх[910]). Его писатели-современники поддерживали этот образ[911], отмечая, что земное предназначение Махмуда – продвигать дело суннитского ислама внутри страны и в других государствах и уничтожать все, что мешает реализации этой цели. Некоторые считали такое поведение типичным для неофита, а также проявлением агрессии тюрков-степняков (в противовес более спокойным культурам персоязычных оазисов, обитатели которых зачастую были достаточно уверенными в себе, чтобы не бросаться в религиозные авантюры). Но необходимо отметить, что тюрки Караханиды тоже были мусульманами-суннитами и обратились в веру даже позже Газневидов. Однако вера Караханидов была спокойной и терпимой, в то время как вера Махмуда – неистовой и ограниченной. Именно в период правления Махмуда многие мусульманские мыслители начали испытывать серьезные сомнения относительно этической обоснованности священной войны, или джихада, заставляющего «неверных» выбирать между исламом и смертью[912].