уже сама взяла его руку в свою – так легко, что он почти не почувствовал, – и они вышли к самому водопаду.

Последний водопад, высотой пятнадцать-двадцать футов, Клодон видел три года назад – с этим он сравниться не мог. Этот низвергался с невиданной высоты, омывая валуны и скальные выступы; а утесы за ним, расступившись на четверть, а то и на полмили, вздымались еще выше, и деревья на их вершинах казались порослью вроде мха.

– Ущелье, – прошептала Альхарид.

Стало быть, это оно; раньше Клодон не был в этом уверен.

– Тут можно повыше подняться, – сказал он.

Скальный карниз переходил в ведущие вверх ступени, образуя кое-где крытые галереи с колоннами по бокам.

– Это, должно быть, и есть Лестница Венн.

Она много знала об этом месте, не то что он.

Лестница, чем дальше, становилась все уже и наконец совсем сливалась с утесом.

– Насколько она высокая? – Альхарид отпустила его руку и начала подниматься, он за ней.

– Давно я здесь не бывал, не помню. Думаю, довольно высокая.

Не взять ли ее снова за руку?

– Если по правде, я здесь впервые.

Она обернулась с этой своей особенной улыбкой и сжала его руку выше запястья.

– Я так и думала.

Он ответил неуклюжим пожатием.

Это даже хорошо, что они перестали держаться за руки: теперь он мог всласть любоваться и правой и левой – одна на ее обтянутом тканью бедре, другая на мшистом камне.

После недолгого подъема за низкой стенкой открылась пропасть с пенистым зеленым потоком на дне. Напротив уходила вдаль красная с бурым скала. Карнизы на ней казались совершенно неприступными, пока ты не вспоминал о переходящих в колоннады ступенях, по которым сейчас шли они.

За плавным, почти незаметным поворотом картина полностью изменилась. Им снова предстал водопад, раза в полтора выше первого; ветер швырялся клочьями белой пены.

– Здесь вроде бы ступеньки кончаются, – сказал Клодон.

В большой водопад вливалось множество мелких, в большое ущелье – множество узких. Нет, ступени не кончились: они просто свернули в сторону и перешли на стену одного такого ущельица.

Противоположная стена была теперь всего в двадцати футах от них, небо виднелось сорока футами выше, стеклянный поток на дне, казалось, вовсе не двигался. Клодон и Альхарис шли дальше, глядя то вверх, то вниз. Ступени чередовались с природными выступами.

Свет внезапно померк – и тут же вернулся.

– Что это было? – спросила Альхарид, и Клодон почувствовал, насколько здесь тише – в большом ущелье он не слышал ее. – Просто глазам не верю, – в который раз повторила она.

Сам Клодон уже немного пресытился видами, но радовался, что ее они по-прежнему восторгают.

– Представь только: Нарнис, деревушка, где даже замка нет, вырубила такую лестницу в камне. На постройку ушло, наверно, лет сто!

Клодон даже и не пытался это представить.

– Как думаешь, это птица? Тень, которая упала на нас?

– Великовато для птицы.

– Может, облако?

– Слишком быстро.

Карниз, по которому они шли, позволял идти рядом. Вода, окаймленная чертой мха, струилась десятью футами ниже, стена напротив была много ниже, чем эта. За следующим поворотом обнаружился деревянный мост, когда-то, видимо, крепкий – он явно отмечал конец лестницы.

– В Нарнисе и людей столько нет, чтобы поддерживать все это в должном порядке! – Альхарид облекла в слова то, что смутно беспокоило Клодона. Он поставил ногу на мост.

– Вроде держится. – Он топнул; мост даже не дрогнул, и Клодон ступил на него. Альхарид, затаив дыхание, последовала за ним.

На той стороне начиналась самая обыкновенная дорога, уводящая от воды в лес.

Свет, проходя сквозь желтеющие листья, отливал золотом. Выйдя из леса, они увидели, что ущелье с водопадами лежит теперь позади.

– Знаешь, что тогда пролетело над нами? – сказал Клодон.

– И что же, по-твоему?

– Дракон, вот что.

– Глупости! Нарнис намного западней Элламона.

– Ты же видела здешние ущелья и скалы. Драконам тут раздолье.

– Они водятся только в Элламоне и больше нигде. Да и там в неволе живут.

– А ты понюхай.

Она втянула в себя воздух.

– Так не драконы пахнут, а кипарисы, когда с них падают шишки.

– Да, но под кипарисовым прячется другой запах.

– Я ничего не чувствую.

– Ты хоть знаешь, как пахнут драконы?

– Не то чтобы… кто ж к ним станет принюхиваться. А ты знаешь?

– Постой. – В кустах у дороги скрывался обрыв. Клодон припал на колено и заглянул туда. За широким белокаменным выступом виднелись только облака и дальние скалы. На выступе лежала кучка зеленоватых овалов величиной с крупное яблоко. – Иди сюда, посмотри.

– Ты где? – Альхарид раздвинула ветки.

– Тут.

Она встала рядом с ним.

– На что смотреть-то? Я ничего не вижу…

– Вон там, видишь? Это драконьи яйца. Говорил я, что чую их. Когда они собираются вместе, смердят будь здоров, куда кипарисам.

Она касалась его рукой и бедром – в кустах было тесно.

– Ты правда думаешь… – с искренним удивлением сказала она и улыбнулась. – Да нет же, это не настоящие яйца.

– А что тогда?

– Плоды такие. Драконьи яблоки.

– Драконьи яблоки так не воняют.

– Яйца тоже.

– Воняют сами драконы, которые тут гнездятся.

– Я видела драконьи яблони, когда сюда ехала. Дети собирают эти яблоки, сушат, чтоб они сморщились, и выдают за драконьи яйца.

– Но здесь-то никаких яблонь нет. И кто бы стал раскладывать яблоки там внизу?

– Деревенские мальчишки, с них станется. Тот угрюмый, у кого ты дорогу спрашивал, мог забежать вперед и скатить их туда, чтобы тебя обдурить.

– Стал бы он так трудиться.

– А сколько трудов положили те, кто вырубал эту лестницу? Скажи еще, что и мы зря трудились, идя сюда. – Серьезную речь снова смягчила улыбка. – Но вот пришли же.

– Надо было выпить сначала, – пробормотал он.

Ее пальцы прошлись по его бороде, тронули нижнюю губу.

– Давай-ка выберемся из этих кустов.

На дорогу они, однако, не вышли. Клодон, обломав кусты, расчистил небольшую полянку, и они легли на палые листья. Он поцеловал ее руку. Поцеловал ноги. Вытянулся рядом и поцеловал ее в щеку.

Она поцеловала его в ответ.

– О-о, – простонал он, думая, что сейчас умрет, но тут же забыл о смерти, как о мелком шраме на своем теле.

– Вот видишь, – сказала она, – незачем тебе пить.

– О-о, – сказал он.

13.1. Клодону снился сон.

Длинный и сложный, с голосами, лицами, красками, действиями. «Похоть сделала меня рабом, а желание освободило», – сказал один голос. «Свобода оставила мне похоть, но я раб желания», – сказал другой.

13.2. То ли из тумана, то ли из облака выступила фигура, освещенная будто тысячью ламп: громадный человек,