я невероятно горжусь. В молодости люди обычно находят свое призвание – наука, исследования, культура, – и я с детства принадлежал к последней области. На станции много творческих личностей, чьей работой я безмерно восхищаюсь, – швеи, декораторы, ювелиры, изготовители сандалий, портные, каменотесы, резчики по дереву, создатели амулетов, изготовители мечей, иллюстраторы, мозаичных дел мастера, стеклодувы, изготовители стрел, драматурги, авторы повестей и рассказов, романисты, переплетчики и поэты.

Тогда как я, конечно, сочинитель песен.

У меня очень уютная студия на платформе «Царь Ирод». Хотя освещение здесь искусственное, оно способствует творчеству, и я чувствую, что мои произведения изменились и существенно улучшились за минувшие годы. Когда я был молод, мои песни были простыми повествованиями о жизни на космической станции, но с некоторых пор меня тянет сочинять музыку, вдохновленную видениями, что снились мне о планете, на которой я никогда не был.

Иногда мне кажется, что некоторые мои сотоварищи по станции находят меня немного странным парнем, но не думаю, что я сильно от них отличаюсь. Все они чем-нибудь заняты – изучением камешков, например, или мух, или крови, либо питательных веществ, которые то разбухают, то сжимаются в зависимости от атмосферного давления. Я же извлекаю песни из своей головы. Что в этом такого уж странного?

На «Сыче-Копьеметателе» нет преступности. У нас есть все, что нам нужно, а если потребуется что-нибудь, чем мы пока не располагаем, мы разыщем другое Существо, которое обеспечит нас необходимым. Никто не применяет насилия и не хулиганит. Мы гордимся нашей станцией, содержим ее в чистоте и заботимся о гигиене. У нас нет эквивалента тому, что, если не ошибаюсь, на родной планете называлось «полицией», вооруженные силы тоже отсутствуют. Нет у нас ни судей, ни юристов, ибо мы почти никогда не конфликтуем друг с другом. В тех редких случаях, когда между двумя Существами возникают разногласия, они зовут третьего, чтобы тот выслушал их жалобы и претензии, ведь общеизвестно, что решение, принятое незаинтересованной стороной, будет несомненно правильным. Мы не таим ни обиды, ни злобы на кого-либо. Мы не соперничаем друг с другом. Мы избегаем сплетен и приветствуем корректность. Социальные медийные платформы объявлены у нас вне закона.

Конечно, мы болеем, но в целом живем долго, и крайне редко Существо не доживает до своего сто тридцатого дня рождения. Психические заболевания мы излечиваем, как и большинство телесных недугов. Обычно люди уходят из жизни во сне по одной и той же причине: их органы в конце концов выработали свой ресурс. Это безмятежный способ уйти, и мы не горюем – вместо этого мы празднуем завершение прекрасного цикла существования.

Естественно, у нас есть руководители, но их регулярно сменяют. Старейшина заведует станцией не долее двенадцати недель подряд, и каждый в свое время сможет занять этот пост. Сам я был старейшиной в прошлом году и вместе с постом обрел возможность предлагать новые идеи для нашей станции. По графику Цинъян станет старейшиной через три года, и мне не терпится увидеть, как она использует эту возможность. У нее острый ум, и подозреваю, что она всех нас удивит.

Самый старший член нашего сообщества – слепая Тайса, и сегодня утром, вернувшись с завтрака, я обнаружил ее в моей студии, где она меня дожидалась. У нее всегда был тонкий музыкальный слух, и ничто ей так не нравится, как сидеть тихонько рядом со мной, пока я работаю над своими композициями и ничего не вижу и не слышу, кроме музыки, которую сочиняю. Сегодня, однако, мне показалось, что она чем-то обеспокоена, и я сел рядом с ней и принялся расспрашивать, как она себя чувствует.

– Со мной все в порядке, – сказала она. – Впрочем, скоро я могу оказаться в беспорядке, если доктора будут стоять на своем. Они твердят, что мне необходимо сделать операцию, и не позднее чем через несколько дней.

– Ага, – откликнулся я, ибо слыхал о том, что теперь, когда слепоту научились вылечивать, Тайсе можно вернуть зрение.

На «Сыче-Копьеметателе» мы не предоставляем Существам роскоши выбирать, лечиться от болезней и недомоганий или нет, каждого обязывают пройти необходимое лечение для того, чтобы стать более созидательным членом нашего сообщества.

– И ты не хочешь, чтобы тебя вылечили?

– Мне сто сорок девять лет, – она покачала головой. – У меня впереди очень мало времени. А слепая я с детства.

Прежде Тайса рассказывала мне, что, когда еще она была ребенком, во время войны на родной планете ее дом был разрушен бомбами. Родители, братья и сестры погибли при взрыве, она каким-то образом уцелела, разве что сетчатка отслоилась, и с тех пор она видит только тьму.

– Зачем мне предлагают увидеть мир не таким, каким я видела его всегда? От такого шока я и помереть могу.

Я улыбнулся.

– Ты мне поможешь? – спросила Тайса. – Скажешь докторам, чтобы они оставили меня в покое?

Я обещал, что попытаюсь их переубедить. Далеко не единожды в моей жизни Тайса приходила мне на помощь. Казалось, всякий раз, когда я отчаянно горевал, она была тут как тут, рядом со мной, готовая объяснить, почему я должен продолжать жить в этом мире.

– Я поговорю с ними, обещаю, – сказал я, твердо намереваясь вернуть ей долг за многочисленные проявления доброты.

– Спасибо, – поблагодарила она, хлопнув по моей ладони. – А теперь, пожалуйста, сыграй для меня что-нибудь.

Ночь кругом.

Мой брат и мой сын разошлись по своим комнатам, поужинав вместе со мной. Прежде чем прибрать со стола после нашей совместной трапезы и постелить постель, я подошел к окну и посмотрел в небо.

Родная планета, на которую никогда не ступит моя нога, находится в сотнях миллионов миль отсюда, и, уставившись в темноту, я ощущаю добрую волю Вселенной, что окружает меня. Я думаю о людях, которые остались там – пока или навсегда, и о тех, кто никогда бы не добрался сюда живым, и о тех, кто сейчас поднимается на борт транспортного средства и прощается с друзьями и родными навечно.

Я часто просыпаюсь в смятении и неуверенности, спрашивая себя, кто я, и испытывая неуверенность, действительно ли я принадлежу этому времени и месту. И вдруг обнаруживаю, что наблюдаю за отцом, когда он чистит меч, убив десятки младенцев. Я сплю в одной постели с моим кузеном, чьи искалеченные ноги вызывают у меня отвращение. Я покупаю рабов на рынке, а чуть позже меня покупают в качестве раба. Я убийца. Я высекаю статуи на скалах и вижу, как старик уплывает прочь на льдине. Я иллюстрирую надписи на огромной странице из телячьей кожи. Я отправляюсь в паломничество, и