Я не раз убеждался, что новое место подобно новой обуви, и, прожив несколько месяцев в замке Боросево, почувствовал, что он постепенно разнашивается, становится удобней. Округлые арки колоннады и стены из бледного песчаника под черепичными крышами, изредка перечеркнутые виноградными лозами или украшенные чугунными статуями легионеров и танцующих нимф, были теплыми и уютными. Более того, проходившие мимо слуги улыбались и кивали мне. Возможно, я и оставался заключенным, но мог свободно перемещаться по своей тюрьме. И если на занятиях с Анаис и Дорианом я откровенно скучал, то вечерние исследования с Валкой были какими угодно, только не скучными. Мы распили с ней бутылку красного кандаренского вина, что уже стало традицией, и посмеялись над приором, хотя я старался не задирать слишком открыто официальную представительницу Синода на Эмеше.

Валка не находилась под подобной цензурой и потешалась вовсю:

– Какая физиономия была у этой старой развалины! Казалось, она готова была пристрелить вас, если бы только могла это сделать!

– Она могла, – рассудительно заметил я, не в силах сдержать улыбку.

У Валки был глубокий музыкальный смех, идущий от самого сердца. Он совсем не походил на скупые смешки придворных, приученных к чопорности и женственной аккуратности. Нет, она хохотала, словно штормовое небо, словно океан. И постепенно разрушала мой мрачный нрав, как волны, бьющиеся о стены Обители Дьявола.

Возвращаясь через весь замок в свою комнату, я был погружен в размышления о ней – о ее особенности и о том, почему всегда чувствую себя рядом с ней немного глуповатым.

«Может быть, порисовать час-другой перед сном? – подумал я. – Как раз то, что нужно».

Валка по-прежнему оставалась для меня загадкой. Несмотря на дипломатический статус, она вовсе не была кем-то вроде посла. Я упускал тогда из виду, что любой член любого из кланов в Демархии имеет право голоса и потому может считаться представителем этого странного далекого народа. Это было одной из множества причин, по которым тавросианских гостей с прохладцей встречали при имперских дворах. Они все усложняли.

Мои комнаты располагались на средних этажах Солнечного дворца – сравнительно новой и менее роскошной постройки на территории замка, удаленной от дипломатических апартаментов в северном крыле. Перед домом горели газовые фонари, и я прошел мимо фонарщика, державшего в руке шест с фитилем. Поначалу я считал такие фонари роскошью, поскольку приходится платить за их обслуживание, но вскоре сообразил, что это просто мера предосторожности. В энергосистеме замка регулярно случались перебои, а газовые фонари исправно освещали по ночам колоннады и дорожки вдоль стен.

Фонарщик помахал мне рукой, улыбнулся и приподнял шляпу. В одном из разбросанных по всему замку зеленых уголков защебетала птица, а вскоре в ответ затрещал орнитон. Я остановился, любуясь россыпью звезд. Мы с Паллино встречались уже несколько раз, уточняя наши планы купить космический корабль. Контракт Хлыста с колизеем почти закончился, но свой Паллино недавно продлил, а значит, у нас в запасе было около девяти местных месяцев, прежде чем он станет свободным от обязательств. Больше стандартного года, так что в интересах Хлыста было продлить и свое соглашение, чтобы заработать денег еще за год и слегка перекрыть срок контракта Паллино. Дело затягивалось куда больше, чем мне бы хотелось.

Но я решил оставить все как есть, пребывая на тот момент в сытости, удобстве и безопасности. И таил робкую, призрачную надежду, что, когда мой план осуществится и я покину Эмеш, Валка отправится вместе со мной. В этом не было ничего невозможного. Я ожидал встретить разнообразных ксенобитов в своих путешествиях между звездами. А она была экспертом по ксенобитным культурам. Разве это не прекрасное будущее? Валка уже не относилась ко мне так холодно, как при первой встрече, однако я не обольщался насчет своих мечтаний. У нее была своя дорога. Но, надеюсь, вы простите молодому человеку его фантазии. Я многое пережил и имел право немного помечтать.

– Эй, парень!

Я замер всего в нескольких шагах от дома и спасительного одиночества. Трудно было не узнать этот шепелявый, по-аристократически протяжный голос. Я не успел даже повернуться, как меня схватили за плечо. Передо мной лицом к лицу стоял Гиллиам Вас. Свет газовых фонарей отражался в его разных глазах, особенно ярко блестел голубой. Гладкие светлые волосы падали на его уродливое лицо. Он подтащил меня к ближайшему столбу, сверкнув зубами в злобном оскале, и прорычал:

– Не знаю, кем ты там себя возомнил…

Изо рта у него пахло чем-то сладким, то ли мятой, то ли верроксовым стимулятором, то ли тем и другим сразу. Я отвернулся, чтобы не закашляться.

– Возможно, граф находит твои низкопробные ужимки забавными – одной Земле известно почему, – но я не потерплю подобных оскорблений. Ни в свой адрес, ни против чести моей семьи. Заклинаю тебя, помни, кто мы такие!

Нарочито медленно я накрыл ладонью руку Гиллиама, готовясь нырнуть в пояс и сломать ему запястье, если понадобится.

– Ваше преподобие, если честь семьи висит на такой тонкой нитке, что даже я способен угрожать ей, тогда… вам стоит поразмыслить, дорого ли она стоит. – От удивления я говорил с легким придыханием.

Священник выпустил воздух через ноздри, словно бык перед атакой, и толкнул меня на столб, так что я ударился затылком и вскрикнул.

– Ты еще насмехаешься? Надо мной?..

Его кривые пальцы смяли ткань моей туники, словно это было мое горло. Он оказался сильней, чем я думал.

– Мой род древней, чем ты, выскочка из мелких плутократов, способен вообразить. Если бы ты не понадобился графу по какой-то причине и не был бы столь низкого происхождения, я бы убил тебя за оскорбление моей семьи.

Он все еще сжимал мое плечо, но я выпрямился во весь рост и посмотрел на него сверху вниз. Меня всегда поражало, что он – тот, кто, будучи интусом, должен чутко улавливать благородную кровь в окружающих, – даже не догадывался о моем происхождении. С другой стороны, рост у меня был невысокий по палатинским меркам, и любые необычные черты в моем облике можно было объяснить тем, что я внепланетник. Никто во дворце не догадался о моей тайне, так почему он должен был оказаться исключением?

– Возможно, вам и вашей семье не стоит вести себя так агрессивно. Приор ворвалась в чужой разговор со своим красноречием. И вообще, я собирался лечь спать, ваше преподобие.

По тому как заходили желваки Гиллиама, я сразу понял, что этого не следовало говорить. Его рука дернулась, а лицо приблизилось, хотя теперь он смотрел на меня снизу вверх. С такого расстояния в свете фонарей я разглядел толстый слой косметики, скрывающей рыхлость его кожи. Она была нанесена очень тщательно, но вызванный ею пот сверкающими каплями стекал по лбу Гиллиама.

– Я отпущу тебя, ничтожество, как только закончу, – заявил он и, вопреки собственным словам, разжал пальцы и неуклюже отступил на шаг.

Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, он развернулся и наотмашь хлестнул меня по лицу. Я охнул от боли. Этот человек всю жизнь провел на Эмеше, и высокая гравитация наполнила его руки силой, подкрепленной массивным кольцом на среднем пальце.