Воин молчал. Он не знал, что именно хочет услышать эта женщина, но предполагал, что консулу Блайту его откровенность не понравилась бы.

Дилана тепло улыбнулась, затем снова дернула шнурок. Дважды. На этот раз вошли двое, и в их руках блестела обнаженная сталь. За спинами воинов маячила приземистая широкоплечая фигура специалиста-дознавателя.

— Связать. Доставить в подвал. Я намерена задать этому человеку несколько вопросов и очень хотела бы, чтобы он ответил. — Она остановила взгляд на коротышке. — Рестил, проследи, чтобы все приготовили.

— Да, госпожа, — неожиданно тонким голосом проблеял палач. — Желаете использовать магию?

— Нет, сейчас предпочитаю более традиционные методы…

Рестил знал свое дело, и стремления держать язык за зубами бывшему подручному Ангера Блайта хватило ненадолго. Скоро Дилана знала все, что он пытался скрыть, а также располагала целым ворохом предположений и догадок, которые водопадом лились из истерзанного тела. В конце концов она наградила воина за красноречие — тем, чем обычно и награждают в подобных случаях. Совершенно не стоило давать ему возможность пожаловаться бывшему господину.

— Значит, дорогой мой Ангер, ты обращался с Ташей совсем не так, как обычно обращаются с пленницей, — пробормотала Дилана, вернувшись в свои покои и снова плеснув себе вина. — Не взял даже клятвы не применять магии. Какая неосторожность… или так ты задумал с самого начала? Быть может, Ангер, ты решил, что Орден более щедро может оплатить твои услуги?

Она достала еще один лист, задумалась. Затем перо заскользило по бумаге, оставляя ровные, аккуратные строчки.

«Верховному жрецу Эмнаура Его Святости Юраю Бороху. Отец мой, с нижайшим поклоном обращается к тебе недостойная дочь во служении Эмнауру Дилана Танжери. До меня дошли печальные сведения, усомниться в которых я, к горю моему, не имею оснований, а потому нижайше прошу вас, отец мой, распорядиться этими сведениями по вашему усмотрению. Стало известно, что консул Ангер Блайт…»

Она писала долго, тщательно взвешивая каждое слово. Возможно, это письмо не станет камнем на могиле консула, но наверняка послужит первой доской для его гроба. Или же первым поленом для костра…