Я продолжал укладывать деньги в сейф.

Макс отошел от телефона и сказал:

— Это из главного офиса. Сегодня днем мы должны сопровождать большой груз спиртного в Уэстчестер.

Я невольно подумал: «Господи, если бы нас только арестовали во время эскорта груза». Через минуту у меня вспыхнула новая идея — надо этим воспользоваться. Поступок скверный, но лучше просидеть восемнадцать месяцев за нарушение сухого закона, чем идти на верную смерть в безумной авантюре с Федеральным банком. Конечно, противно это делать, но я должен всех нас заложить, сообщив в полицию о грузе. Да, я заложу нас и стану стукачом. Я пойду в их офис и скажу, где они смогут взять нас вместе с грузом.

При хорошем поведении нам дадут не больше двенадцати месяцев, и мы легко отмотаем такой срок. По крайней мере, мы будем живы, а за время отсидки Макс, может быть, придет в себя и забудет про свою чертову идею. Это единственный возможный выход. Правда, если Синдикат когда-нибудь узнает, что я настучал в полицию и лишил их груза шотландского виски стоимостью пятьдесят штук, то меня быстренько похоронят в «цементной рубашке». Но откуда они об этом пронюхают? Им и в голову не придет, что я мог настучать сам на себя. Надо только выбрать момент и сообщить обо всем в полицейский отдел, занимающийся сухим законом.

Меня интересовало, когда приедут за нашими шкафами и в какую компанию решил обратиться Макс.

Я повернулся к нему:

— Эй, Макс, в какое хранилище мы все это положим?

Он поднял голову:

— Пока не знаю. Большинство из них вполне надежны. Я думал, что мы выберем одно из них, когда будем готовы.

— Мы спрячем деньги до того, как отправимся в Уэстчестер, правда? — встревоженно спросил Косой.

— Разумеется, а ты как думал? — фыркнул Макси. — Что, мы оставим их стоять посреди комнаты?

Мы вздрогнули, услышав громкий стук в дверь. Некоторое время мы стояли тихо и прислушивались. Макс подошел к двери и спросил:

— Да?

Он приложил ухо к замочной скважине и стал слушать.

Он обернулся ко мне:

— Мо говорит, что пришел твой младший брат, Лапша. Он хочет сказать тебе что-то важное.

Меня охватило неприятное чувство. Если мой брат решил прийти сюда, значит, что-то случилось.

Я сказал:

— Попроси его подождать несколько минут. Сейчас выйду.

Я торопливо закончил укладывать деньги в сейф. Мне с трудом удалось закрыть дверцу — я нервничал, и руки у меня дрожали.

Ситуация была не из легких. Мной овладела нерешительность. Я не хотел уходить, не убедившись, что деньги спрятаны в надежном месте. С другой стороны, я должен выбраться отсюда и связаться с отделом по делам сухого закона. Это был единственный способ избежать ограбления Федерального резервного банка. И вот теперь, в самый неподходящий момент, появился еще и мой братец. Что такого важного он хотел мне сообщить? Наверняка что-нибудь о маме. Господи, что мне делать! Чем больше я думал об этом, тем больше волновался и нервничал. Мне потребовалось пятнадцать минут, чтобы запереть сейф и закрыть дверцу шкафа.

Я вышел в бар. Мой брат сидел за стойкой с бокалом в руке, перед ним стояла бутылка виски. Я собрался с духом и положил руку ему на плечо:

— Как дела, малыш?

Он раздраженно сбросил руку со своего плеча:

— Где ты был, черт тебя возьми? Почему я должен ждать?

— А что такое? Что-нибудь случилось?

Я внутренне напрягся.

Он повернулся и посмотрел на меня.

— «Что-нибудь случилось?» — передразнил он. В его голосе были злоба и издевка. — Ты хоть раз удосужился зайти к нам, чтобы спросить об этом лично?

Я посмотрел на него:

— В чем дело? Мама?

Злоба погасла в его глазах и превратилась в слезы.

Он отвернулся и пробормотал:

— Мама в больнице. Она при смерти. Она хочет тебя видеть.

Меня прошиб озноб. Я почувствовал, как у меня упало сердце.

Я сказал:

— Подожди минуту.

На нетвердых ногах я вернулся в комнату. Я пытался справиться со своим дрожащим голосом:

— Макс, я должен идти. Моя мать в больнице.

Я развернулся. Макс догнал меня. Он положил руку мне на плечо:

— Если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать.

Я пробормотал:

— Спасибо, Макс. — Я сказал брату: — Пойдем, малыш.

Мы вышли на улицу. Брат поймал такси. Все вокруг меня казалось черным. Мое сердце колотилось. Потом его стук перешел в виски. У меня дико разболелась голова. Я покрылся потом.

Брат некоторое время молчал, потом начал бубнить:

— Паршивый ублюдок. Не появлялся у нас годами. У матери все сердце изболелось.

Я пробормотал:

— Я присылал деньги.

— Кому нужны твои вонючие деньги? Я заботился о маме.

Я не мог с ним спорить. Тоска сжимала меня, как тиски.

Я едва заметил, как мы приехали. Брат заплатил за такси. Я почти бессознательно поднялся по ступенькам больницы. Я последовал за братом в отдельную палату.

Мама открыла глаза и просияла чудесной радостной улыбкой.

— Мой сынок, — прошептала она.

Мама взяла меня за руку. Я дрожал, как в лихорадке. Все было мрачно и ужасно. Я сжал мамину руку.

Она с трудом проговорила:

— Как… ты… мой… сынок? Ты работаешь? Как хороший… мальчик? — Задыхаясь, она прошептала: — Много работаешь… сынок?

— Да, мама. Я работаю за городом.

Это было все, что она успела сказать. Она впала в кому. В панике я бросился искать доктора. Я ворвался к нему в кабинет. Я начал что-то бессвязно лепетать.

Он ответил:

— Мы больше ничего не можем сделать. — Доктор печально покачал головой. — Ей осталось несколько часов.

Я выскочил наружу. Я плакал. Мой брат взял меня за руку.

— Держи себя в руках, ублюдок, — прошептал он.

Брат повел меня в болтушку за углом.

Мы сели за дальний столик и стали пить. Я пытался выжечь алкоголем тоску и страх. Брат вернулся в больницу.

Внезапно я вспомнил, что должен связаться с полицией. Я вышел на улицу, заглянул в аптеку и нашел в телефонной книге номер нью-йоркского офиса. Я позвонил; я сообщил человеку на другом конце линии всю информацию — откуда пойдут грузовики и по какому маршруту.

Мой собеседник слушал меня скептически. Он спросил:

— Откуда нам знать, что это не утка и что мы не потратим время понапрасну? Почему вы решили нам об этом рассказать? Как ваше имя?