Я бросил машину на углу Первой авеню и Четырнадцатой улицы. Я скрылся в кинотеатре и сидел там до самого закрытия. Потом я поймал такси и поехал к Джои Китайцу.

Увидев Джои, я вздохнул с облегчением и почувствовал себя в безопасности. Я сказал:

— Дай мне отдельную комнату, Джои. За мной гонятся бандиты, копы, все.

— Не волнуйся, Лапша. Я дам тебе комнату, где никто тебя не найдет.

Я лег на кушетку. Джои приготовил мне трубку. Боль, отчаяние, тоска — все исчезло с первым вдохом дурманящего дыма. Приятное тепло проникло мне в кровь и растеклось по всему телу. Блаженная дымка обволокла меня яркими, причудливыми снами.

Кто-то грубо потряс меня за плечо. Чьи-то настойчивые руки и встревоженный голос вырывали меня из сна.

— Вставай, Лапша, скорее. Они уже внизу. Просыпайся.

Я тряхнул затуманенной головой и увидел испуганное лицо Джои. Он умолял:

— Ради бога, проснись, Лапша.

— Господи, что за сон, — пробормотал я и сел на кушетке. — Что стряслось? В чем дело?

— Поднимайся, Лапша, быстрее. — Я услышал крики и револьверные выстрелы под лестницей. — Они здесь, — торопливо шептал Джои, — Менди, Триггер и еще двое.

Я вскочил с кушетки.

— Быстрей, за мной, — бросил Джои яростным шепотом.

Я поспешил за ним, спустился по пожарной лестнице в узкий переулок и нырнул в подвальное окно. Другой конец подвала выходил в новый переулок. Мы были уже в двух кварталах от дома Джои. Я оглядел улицу. Она была пуста.

— Уезжай из города, — задыхаясь, посоветовал мне Китаец.

— Спасибо, Джои.

Я добежал до конца улицы. На углу я повернул на запад. Я бежал в тени, прижимаясь к стенам домов. Я миновал Бродвей. Меня трясло. Я замедлил шаг, чтобы перевести дыхание. Я пытался собраться с мыслями. Что теперь делать? Куда идти? Мне надо выбираться из города, но как? Теперь, когда меня ищут и копы, и Синдикат, нельзя садиться ни в автобус, ни на поезд. Первое, что они проверят, — это вокзалы и автостанции.

Я увидел станцию метро. Вот это подойдет. Я сбежал вниз по лестнице и сел на поезд, уходивший в верхнюю часть города. Я проехал весь маршрут до Сто восемьдесят первой улицы. Пройдя несколько кварталов по Бродвею, я зашел в круглосуточную закусочную. Рядом с входом на улице стояли грузовики. Я заказал гамбургеры и кофе.

Заметив выходившего из закусочной водителя, я догнал его и пошел рядом. Я спросил:

— Не возьмешь меня с собой, приятель?

— Возьму, если ты мне немного поможешь.

— Конечно, — ответил я с радостью. — Куда ты едешь?

— В Хастингс, с грузом всякой всячины. Когда приедем, поможешь мне разгрузиться?

— Договорились.

Я сел рядом с ним. Я глубоко вздохнул, когда мы выехали с Бродвея и покинули город. Я пытался справиться со страхом, но мне этого не удавалось. Я снова и снова вспоминал все события вчерашнего дня. Меня бросало в дрожь от одной мысли о том, что произошло. И о том, чем все это может закончиться.

Меня объявят в национальный розыск, причем сразу в двух организациях. Кто из них найдет меня быстрее? Коны или Синдикат? Сумею ли я скрыться от копов, у которых есть связи в каждом городе и штате?

Это будет не так уж трудно. Но как мне спрятаться от армии вооруженных гангстеров, которым наверняка уже дали приказ найти меня живым или мертвым?

Да, все бандиты в каждом городе получили этот приказ. Я знал, как эффективно умеет работать Синдикат. Большие города мне теперь недоступны. Но я поведу себя умно. Я буду держаться маленьких городишек и сельских мест, пока все не утихнет. Водитель тихо напевал себе под нос. Было уже светло, когда мы въехали в Хастингс.

— Что, неплохо прокатились, паренек? — спросил шофер с довольной улыбкой.

У меня болело все тело, но я сдержал обещание. Я помог ему разгрузить товары.

Я сказал:

— Спасибо, приятель.

Я пошел вниз по улице. Водитель повернул назад в Нью-Йорк.

Я подсчитал свою наличность. В бумажнике оставалось около четырехсот долларов. На первое время хватит. Я не стану трогать ту сотню штук, которую положил в «Бэнк оф Юнайтед Стэйтс». Они в надежном месте. Как хорошо, что я сообразил оставить эти деньги там.

Прежде всего мне нужно обзавестись другой одеждой, если я собираюсь путешествовать по сельским дорогам. Я направился на север по главной улице Хастингса. Вскоре я заметил магазин армейского снаряжения. Дверь была на замке. Я пошатался по улице, пока магазин не открыли. Я купил высокие крепкие сапоги, рабочие брюки, рубашку, куртку, носки, нижнее белье и дешевую шляпу. Все обошлось мне в тридцать два доллара. Я улыбнулся, вспомнив, сколько денег я тратил на один хороший «стетсон».[39]

Я вышел из города, держась вдоль берега Гудзона. Отыскав укромное местечко, где над водой нависали густые кусты, я разделся, вымылся в реке и надел новую одежду.

У меня еще остался револьвер копа. В барабане сидел один патрон. Я вытащил его и бросил в реку. Оружие я положил на прибрежную скалу. Взяв большой камень, я стал колотить по револьверу, пока он не развалился на несколько кусков. Каждый кусок я забросил в разные места реки. Старую одежду я закопал в яме среди дремучих зарослей речного кустарника.

Я бодро направился в сторону Олбани-Пост-роуд, чувствуя возродившиеся силы и новую надежду. Близ Хармона на Гудзоне я зашел в маленькую бакалейную и купил две банки импортных очищенных сардин, батон белого хлеба, кварту молока и пять батончиков «Херши».

После Хармона я прошел еще немного вдоль реки, пока не увидел тихое, поросшее травой местечко, окруженное со всех сторон высокими деревьями. Когда я сел на этой лужайке, меня охватило забытое чувство расслабленной лени. Я открыл баночку сардин и сделал себе два сандвича. Они исчезли очень быстро. Я и не подозревал, что так проголодался. Я размышлял о том, не открыть ли мне вторую банку сардин, дополнив ее оставшимся хлебом, но потом остановился на «Херши» и молоке. Два шоколадных батончика растаяли у меня во рту. Холодное молоко показалось мне слаще нектара. Я попытался вспомнить, когда в последний раз пил молоко. Я ничего не мог вспомнить, кроме того, что это было очень давно.

Я вытянулся на спине и закинул руки за голову. Усталость и боль куда-то исчезли. Я чувствовал только безмятежность и покой. Да, покой… Чудесный покой.

Что ж, как видите, я еще жив и теперь, много лет спустя, рассказываю вам о моих приключениях. Как мне удалось спастись, где я жил все это время — уже другая история, и вы понимаете, почему я не могу рассказать ее сейчас.