– «Работница прядильной фабрики комбината «Большевик» заявила: «Сохрани бог от победы советской власти, а вас всех, коммунистов, перевешают». Банкоброшница Чернышева Н., комсомолка, работающая на фабрике им. Шагова… заявила: «Кто бы только начал забастовку, а мы поддержим».

– «20 октября с. г. на фабриках г. Приволжска вражеские элементы спровоцировали антисоветское выступление, в котором участвовало 200–300 чел., а всего же в этот день не работало 897 рабочих…» (10, с. 112, 116, 117, 133). И т. д. Это были те, кто по официальной идеологии являлись «хозяевами страны», носителями «диктатуры пролетариата».

Но ведь до наших дней дошла лишь малая толика того, что происходило на самом деле в умах и душах людей, что накопилось за годы «победоносного социалистического строительства», и что рвалось наружу.

Но оппозиционно настроенной части народа приходилось выбирать между Внутренним Завоевателем (сталинским оккупационным режимом) и Внешним Завоевателем. И народ, и колхозник в серой шинели, выражаясь партийным новоязом, «колебнулись», но устояли в своей лояльности, выбрав меньшее зло. Свой Дракон привычнее чужеземного. Сталин объявил войну «Отечественной», а слово «Родина» в лозунгах чаще всего обходилась без прилагательного «социалистическая» и «советская». Сам диктатор объявил подданных своими «братьями» и «сестрами» и психологически сразу выиграл очень многое (вот психологом он был гениальным без всяких кавычек). Одновременно вовсю работали особые отделы, военные трибуналы и создавались заградотряды, имевшие право расстреливать военнослужащих без суда. Беспрецедентный случай для «народной», а уж для «капиталистической» армии и подавно.

Устояв в своей политической лояльности (выбросить лозунг «поражения своему правительству», как это некогда сделали большевики, уже было некому), народ привычно взвалил на себя тяжесть войны и ошибки вождей. Огромная убыль мужчин восполнялась в тылу подростками, женщинами и стариками. В Красную Армию широко призывались и женщины, ставя их не только на «женские» специальности вроде телефонисток, но и на солдатские места (летчики, зенитчики, саперы, вынос раненых с поля боя), чего не было, например, в армии фашистской Германии.

О том, что творилось – у кого в большей, у кого в меньшей степени – в душах немалого числа вынужденно молчащих людей, могут передать удивительные дневниковые записи учителя из Донбасса Александра Копенина, опубликованные в журнале «Родина». Они удивляют глубиной и точностью понимания происходящего в момент, когда отсутствовала альтернативная информация. Завесу над действительностью ему приоткрывали природный аналитический ум и душевная боль за страну.

10 августа 1942 г. А. Копенин записал: «На Кубани наши войска отступают. Чем это объяснить?.. Первой причиной является бездарность нашего Верховного командования. Сталин по своей узкой и властной натуре портит все дело. Он не дает свободы и возможностей проявления инициативы отдельным командирам. Он убивает маневренность и гибкость нашей армии… Отсутствие маневренности у нас и наличие ее у немцев – вот первая причина наших неудач…»

5 декабря 1942 г.: «Ход войны показал с явной очевидностью, что командование наше бездарно, но сказываются упорство, техника и мужество народа, подхлестываемое жестокостью. Демократические народы на такие лишения и на такое напряжение не способны. Поэтому надо признать за счастье человечества, что две однородные системы диктатуры оказались в различных лагерях, а иначе англичане войну могли бы проиграть».

16 декабря 1943 г. А. Копенин записал: «…мою душу посещает страшный гнев не только на немцев, но и на большевиков, которые в XX веке первые открыли зверства над мирным русским народом… Достаточно указать на тюрьмы, которые и зовутся в народе вторым фронтом… Я вполне понимаю крестьян, которые не особенно возмущаются зверствами немцев, говоря, что и у нас не лучше поступают большевики с народом…»

И последняя цитата из дневника этого стихийного политолога: «Я часто в уме сравниваю поступки и роль в истории деспотов-диктаторов с сильно действующими лекарствами, которые на время возбуждают организм, а потом ему становится еще хуже, и, в конечном счете, он гибнет без времени» (11, с. 95, 97, 98, 97).

Глубочайшие наблюдение, которое не мешало бы осмыслить всем любителям «вождей», тем более что оно полностью подтвердилось в Советском Союзе.

Народ принял вызов гитлеризма и победил. Но плодами победы воспользоваться не мог. Политический урожай собрал сталинизм, продлив жизнь своей системы еще на несколько десятилетий. В очередной раз в России сложилась парадоксальная ситуация – победители проиграли. В 1812 г. победа народа в Отечественной войне продлила существование крепостничества. От победы отпочковалась аракчеевщина, а попытка декабристов исправить положение только ухудшила ситуацию. Лишь поражения – будь то в Крымской или Русско-японской войнах – двигали политический прогресс государства. Точно так же поражение в «холодной войне» Советского Союза стало катализатором либеральных преобразований в России. Можно обоснованно утверждать, что фактор «жареного петуха» является крестным путем нашей страны. (Последний случай – своевременный экономический кризис 2008 г., притормозивший процесс деиндустриализации страны и умирание науки.)

Война доказала, что главный ресурс – все-таки люди. Техника любого количества и качества не спасет, если солдат не хочет воевать, если нет сцепки между высшим командованием и низшими звеньями. Такое положение существовало как в 1917–1918 гг., так и летом 1941 г. Поэтому жертвы ускоренной сталинской индустриализации оказались во многом напрасными. Все равно созданная накануне войны техника была утеряна в течение нескольких недель, почти не замедлив темпы продвижения войск противника. Чтобы изменить ситуацию, надо было сначала выстроить отношения с народом. Сталин это понял, и это понимание было продемонстрировано в речи 3 июля («Братья и сестры! К вам обращаюсь я»). Правда, Сталин не изменил своей природе и люди остались для него расходным материалом, но политико-пропагандистские акценты были смещены.

Насколько глухое недовольство народа политическими и экономическими порядками сказалось на боеспособности вооруженных сил? Думается, что в самом начале боевых действий довольно мало. Готовность воткнуть штык в землю возникает, а затем реализуется лишь после того, как власть продемонстрирует свою слабость, неумение делать дело. Не раньше и не позже. Так было в Первую мировую войну в России, потом в Австрии и Германии. Так случилось в 1940 г. с французской армией. Марксист мог бы написать трактат на тему, как рабочие и крестьяне Франции не хотели воевать за чуждые им интересы правящего класса буржуазии, но такие выводы не отражали бы действительного положения вещей.

Прежде чем население и прежде всего русский народ в СССР «колебнулся», а солдаты начали массово сдаваться в плен, надо было дезорганизовать управление вооруженными силами настолько, чтобы армия утратила значительную часть своей боеспособности. Сталину в период 1939 г. – весна 1941 г. сделать это удалось (так и хочется написать «блестяще»). Могучее государство со своей огромной военной махиной по реальной силе оказалось на уровне «банановой» республики. Только после этого 3,5 млн солдат сделали вывод, что за «дураков» умирать не стоит. А некоторые дозрели до такой мысли позже, как генерал Власов в 1942 г. В 1941-м он успешно командовал обороной Киева и неплохо – армией под Москвой. Но затем и его дурости вышестоящих достали. Он сделал вывод, что «эти» войну не выиграют.