Уже стемнело, когда они добрались до дома на пляже. Океан давал о себе знать глухим ровным рокотом, а в заледенелом и кристально чистом черном небе сверкали холодные звезды. Стрэнд глубоко вдохнул прохладный соленый воздух и почувствовал, как защипало в легких и горле.

Хейзен сидел в гостиной, в одном из парных, обитых кожей кресел с высокими спинками, перед камином. От пылавшего в камине плавника разлетались голубоватые и зеленые искры. В углу стояла новогодняя елка, ветви ее украшали мишура и разноцветные стеклянные шарики, в которых отражались пляшущие язычки пламени. Дерево наполняло комнату густым хвойным ароматом. В руке Хейзен держал бокал. Увидев, что вошел Стрэнд, он поднялся и стал готовить ему виски с содовой. Женщины поднялись наверх, переодеться с дороги.

— А я уже почти забыл, как здесь хорошо, — сказал Стрэнд. — И всякий раз, когда возвращаюсь, меня охватывает почти детский восторг. — Он уселся в кресло напротив Хейзена, чувствуя, как приятно греет колени жар из камина. — Хочу поблагодарить вас прямо сейчас от имени всей семьи за приглашение, а потом умолкнуть и не упоминать больше эту тему.

— Спасибо, — кивнул Хейзен. — Особенно за то, что вы собираетесь заткнуться и не рассыпаться больше в благодарностях. Жаль только, что Джимми не смог приехать.

— Он в Калифорнии.

— Знаю, — снова кивнул Хейзен. — Соломон мне рассказал.

— Он объяснил причину?

Хейзен опять кивнул:

— Соломон раздул из этого целую историю. Зря… Именно так и должен поступать молодой человек с амбициями — использовать любой шанс, как только он появится. Уверен, Соломон выкидывал штучки и похлеще, когда был в возрасте Джимми. Да и я тоже… Так что не стоит читать мораль на эту тему, Аллен.

— «Камелоту капут» — вот что сказал мне Джимми, когда я стал возражать.

Хейзен усмехнулся:

— Что ж, можно посмотреть на все это и так… Капут, причем уже очень давно.

— А как идут ваши дела?

— Как обычно. Мелкие неприятности. — Хейзен пожал плечами. — Вот, пришлось уволить Конроя.

— А я еще удивился, почему его не было в аэропорту.

— Недавно выяснилось, что моя несчастная жена платит ему немалые деньги за то, чтобы он шпионил за мной. Вот откуда она знает о вашей семье, вот почему оказалась в тот вечер в Туре. Говоря о моральном аспекте…

Бедный серолицый услужливый Конрой, подумал Стрэнд. И вспомнил, как обнимали его тонкие руки Конроя в бурлящем потоке, вспомнил собственное замешательство, когда пытался поблагодарить этого человека за спасение своей жизни… Вспомнил о презренном чеке на тысячу долларов, который вручил Конрою Хейзен, как бы оплачивая услугу. Вспомнил слова Хейзена: «Деньги для этого человека абсолютно все. Он копит их по крохам, как церковная мышь». О каком вознаграждении может идти речь, когда человек, видя, что его, Стрэнда, уносит в открытое море, очертя голову бросается в волны? Каждый понимает это по-своему, единой морали нет. Он знал, что бесполезно просить Хейзена оставить Конроя, дать ему еще один шанс. В подобных случаях соображения о предательстве всегда перевешивают.

— Могу ли я спросить, как продвигается дело о разводе?

— Скверно. Жена названивает моему адвокату из Франции по два раза на дню. Торгуется, как базарная баба. И все время угрожает, что, если я не уступлю, вся эта грязь попадет на страницы газет. — Хейзен мрачно взглянул на Стрэнда и, похоже, собирался что-то добавить, но потом передумал. Поболтал кубики льда в бокале и заметил: — Конрой выболтал ей, что я составил новое завещание. А я, как полный идиот, просил его подписать эту бумагу в качестве свидетеля. Нет, содержания он, разумеется, не знает, завещание хранится в частном сейфе, в офисе моего партнера. И этот партнер единственный, кто знаком с ним, кроме меня, конечно. Я сам напечатал текст на машинке. Однако теперь ей известно, что существует некое новое завещание, и она говорит, что не подпишет ни единого документа, пока не ознакомится с ним. — Он снова невесело улыбнулся. — Словом, сплошное счастливое Рождество… — Он отпил большой глоток из бокала. — Вы, наверное, находите странным, что человек моего возраста столь болезненно реагирует на очередное свидетельство существования мирового зла?.. Думаете, пора бы уже привыкнуть, да? Но Конрой, после всех этих лет… — Хейзен покачал головой. — Когда я объявил ему об увольнении, он сказал, будто рад, что уходит. Мол, ненавидел меня с первого же дня, но ему просто не хватало мужества уйти самому. Вы даже представить не можете, сколько злобы накопилось в этом маленьком тихом сером человечке. Он сказал мне, что у него был гомосексуальный роман с моим сыном и тот не раз говорил ему, что хочет совершить самоубийство. И знаете, по какой причине? Я слишком зажился на этом свете, и самоубийство — единственный способ от меня избавиться. Услышав эти слова, я ухватил Конроя за шиворот и вышвырнул из офиса. Если бы мог в тот момент открыть окно, то выкинул бы из окна. Теперь вот нанял шофера. Он будет возить меня только по делам, а когда мне надо будет поехать куда-то по своим собственным, личным нуждам, сяду за руль сам. Я также нанял хорошенькую двадцатидвухлетнюю девушку — в качестве секретаря и конфидента. То, что она женщина, упрощает дело. Если вдруг она меня возненавидит, то будет выражать это более открыто и я успею вовремя избавиться от нее. Впрочем, довольно обо мне и моих неприятностях. Мы приехали сюда отдыхать и праздновать Рождество. Мне надо выпить еще. Присоединитесь?

— Нет, спасибо, пока не буду. — Стрэнд с болью в сердце наблюдал, как этот сильный, несгибаемый человек идет к бару и наливает себе виски. Добавляя в бокал лед, Хейзен обернулся и заметил:

— А наша Кэролайн стала настоящей красавицей, верно?

— Да, пожалуй. Хотя я, как отец, наверное, не объективен.

— Похоже, пребывание в том колледже, вдали от дома, пошло ей на пользу. — Хейзен вернулся и снова уселся в кресло перед камином. — Это придает ей уверенности в себе. Вы бы только видели, как она рассуждала, когда ехала в машине! Ничего общего с той маленькой застенчивой девочкой, какой она была до отъезда в Аризону. Должен заметить, теперь она совершенно не стесняется высказывать свои мысли. Говорит, что ее тренер по бегу — настоящий погонщик рабов и что она его просто презирает. — Хейзен улыбнулся. — Все спортсмены от него воют. И еще сказала, что терпеть не может бегать. Нет, она понимает, что бег ей на пользу, но это занятие может здорово наскучить. Судя по ее словам, она пробегает за неделю миль пятьдесят. И утверждает, что это ничего ей не дает. И еще говорит, ей вовсе не нравится побеждать других девочек и получать взамен какие-то привилегии. Не думаю, Аллен, что у нас растет чемпионка Олимпийских игр.

— Что ж, тем лучше, — заметил Стрэнд.

— По крайней мере она получает бесплатное образование. И стала самой популярной в кампусе девочкой.

— Тем хуже для нее.

Хейзен расхохотался:

— Как сказала бы Лесли, «вы так старомодны, дорогой»!