— А ты должен был украсить комнату, правильно? — парировала Рэйчел, и мужчина одобрительно рассмеялся, тут же спохватившись и зажав широкой ладонью рот.

— Именно так, юная леди! Но мы не будем говорить ЕЙ об этом, хорошо? Ни к чему портить и без того не несущий радости праздник.

Он снова погрузился в чтение. Робертсон точно могла сказать, что в этом выпуске нет ровно ничего интересного — папа купил его еще на прошлой неделе в уличном киоске, затем брался за газету во время ужина три дня назад, дочитывал за вчерашним завтраком, пробегал лениво печатные строки сегодня утром… Как удивительно, что люди могут увлекать себя такими вещами! Читая один и тот же выпуск или же просто впиваясь в него рассредоточенным взглядом, человек каждый раз открывает для себя нечто новое, понимает, как бездумно растрачивает отведенные для удовольствия часы, и спешит занять себя чем-то действительно полезным, а после вновь возвращается к старой газете, чтобы посмотреть на страницы еще немного и осознать ту же простую истину. «Наверное, хорошо, когда у тебя есть такая газета. Смотришь на нее бесконечно долго, ни капельки не уставая, и все равно что-то видишь — иначе папочка бы отложил ее в сторону или хотя бы купил себе другую». Но вместо того, чтобы озвучить пришедшую в голову любопытную мысль, Рэй только спросила:

— Скажи, а ты не боишься, что мама будем сильно ругаться? Она уже отчитала меня за то, что я всего на пару минут отвлеклась от нарезки — и, как видишь, теперь я здесь, а она что есть сил шинкует овощи и мечется по своей кухне от одной тарелки к другой и так по кругу. Разве… она не может накричать на тебя? Или взрослые не разрешают на себя кричать, и вы только смотрите так странно и пугающе, как будто хотите съесть друг дружку этими нехорошими взглядами? Так проще? И почему вы очень часто платите друг другу за обиду? Например, один раз я видела, как вы с мамой громко о чем-то спорили, затем начали ругаться и разошлись по разным комнатам на целых полдня; потом ты подошел к ней, обнял и сунул в раскрытую ладонь зеленые купюры; она стала улыбаться и беспорядочно целовать тебя в щеки, шею и губы. Кажется, вечером мама купила себе новый флакон духов, который теперь стоит на ее столике с косметикой и другими мелкими вещами. Так это значит, что не ты сам попросил прощения, а деньги?

Элиот в недоумении посмотрел на свою дочь и на мгновение нахмурился. Могло показаться, будто он напряженно над чем-то раздумывает; однако, мужчина резко выпрямил спину и взял детскую ладонь, крепко-крепко сжав ее в своей теплой руке. Рэйчел невольно дернулась, но даже не попыталась выбраться из этой хватки. Между тем на кухне послышался звоночек выключающейся духовки.

— Понимаешь, милая, наша мама… Она немного не такая, как все, и к ней нужно привыкнуть, прежде чем удастся смириться со всеми странностями. Иногда ее привычки могут кого-то задеть и обидеть, но она всех нас очень сильно любит. В этом можно даже не сомневаться. Ей просто хочется, чтобы мы становились чуточку лучше с каждым новым днем; она пытается изменить нас, и порой переходит невидимые границы дозволенного. Это называется перфекционизм, Рэйчел, и некоторые люди считают его самой настоящей болезнью.

— То есть она будет любить нас по-настоящему, только если мы станем полностью идеальными? Ведь это же не любовь…

Она не успела договорить, так как в комнату ворвалась сама Джанетт и грозными криками распределила между домашними накопившиеся обязанности. Девочка только долго-долго смотрела на мать, видимо, делая в своей голове какие-то известные ей одной замечания, и после очередного словесного пинка принялась нанизывать на еловые лапы хрустальные игрушки, по-прежнему молча и размышляя о связи Рождества с человеческими чувствами.

***

К великому сожалению Джанетт, гости несколько раз извинились за свое отсутствие и пожелали счастливого Рождества, в то время как лицо хозяйки несколько раз успело вспыхнуть от негодования и сразу же превратиться в бледное полотно — словно чья-то рука ради шутки включала и затем резко выключала большой светильник в форме женского черепа. Рэйчел смотрела на уставленный закусками стол и думала, как, наверное, обидно должно быть ее милой маме, вложившей в каждое из блюд кусочек собственного сердца; как она аккуратно выкладывала из длинных ломтиков сыра и ветчины полукруги на огромной тарелке в надежде удивить этим голодные глаза; как собиралась наполнить стены своего дома сотнями поздравлений и благодарностей за вкусный ужин, хорошее вино и теплый прием… Почему-то девочке казалось, что ее мама состоит из разноцветных стекляшек, как рождественские игрушки — она разукрашена снаружи множеством цветов, красуется у всех на виду, а внутри гложущая пустота, убивающая и заставляющая исполниться немым сочувствием к бедному человеку.

«Наверное, папа ошибается», — решила про себя маленькая Робертсон, ковыряя без особого аппетита кусок запеченной индейки и не своими губами произнося заученные слова молитвы. «Я не уверена, что мама и вправду нас любит так сильно, как он говорит. Это что-то другое, но не любовь точно — или я неправильно понимаю суть самого слова, или это чувство бывает совершенно разным, и тем не менее мама иногда заставляет меня поверить, что все люди ничтожны и корыстны, и не умеют любить никого, кроме себя».

Ты думаешь о смерти, а Бог не любит грешников

После ужина семья помолилась еще раз и расселась напротив елки, замерев в ожидании небольших чудес в ярких бумажных упаковках и картонных коробках. Рэйчел еще тогда почувствовала легкую головную боль, однако Джанетт резко, но довольно ласковым тоном «попросила» ее остаться.

Он любит счастливых, тогда почему ты перестала улыбаться, как прежде?

Когда дело дошло до подарка девочки, и Элиот отодвинул в сторону новую блестящую табакерку из красного дерева, а Хлоя расцепила объятия с огромным плюшевым медведем, которого прижимала к себе, словно хотела по-настоящему раздавить игрушку, Рэйчел снова ощутила это — странную тревогу и поднимающийся вверх по горлу ком, собирающийся превратиться в истошный крик. Она огляделась по сторонам, желая зацепиться за что-нибудь взглядом и не думать о лежащей перед ней обертке, но все казалось чужим и отвратительным: пушистые зеленые лапы словно сгустились и вобрали в себя весь воздух, оставляя только сумеречную пустоту, и вздохнуть было невозможно; запахи с кухни стали мерзкой вонью сгнивших отходов, и прежний намек на тошноту превратился в настоящее ощущение гадости;