Дядя Жора встречал нас шумно:

– Гек, зырь, кого к нам привели. А? Вот это бычара! А рыжий, а? Мохнатый шмель… Ну откормила ты его, Славка, поперек себя шире!

– Да не толстый он, дядя Жора, просто покрепче стал.

Балхаш и Гектор обнюхались с интересом, других эмоций в отношении друг друга пока не выказали.

– А погладить даст? Или теперь только тебя признает?

– Знакомтесь, ничего. Он смирный.

Дядя Жора погладил Балхаша, тот его обнюхал. Вид у пса был сонный – на всякий случай. Он пока не разобрался, чего от него хотят.

– Дядь Жора, давайте его на постой определим. Вот его миска, покормите. Мы нарочно не кормили вечером.

– Ага, щас я. – Дядя Жора сказал Геку «свои» и убежал в каптерку за ужином для Балхаша.

Я же завела кавказца в вольер, кинула в углу матрас.

– Ну что, Балхаш? Теперь тут твое место. Ты не грусти, я еще завтра приду и потом еще приходить буду, пока не привыкнешь.

Вернулся дядя Жора, поставил перед псом миску с щедрой порцией мясной каши. Балхаш чинно сидел и ждал команды.

– Скажите ему «можно».

– А чего, так не будет? Ну дает! Можно, Балхаш, можно. Ешь.

Балхаш неспешно приступил к еде.

– Видите, он пока кого угодно слушается. Но это мы исправим со временем.

– Да разве ж я сомневаюсь? Ты – молоток, Славка! Кобло прям заколосилось. И был здоровый, а тут… Ну, мы дали! Совсем с этими собаками дурканулись. Что ж ты, с кобелем меня познакомила, а с братом?

Мужчины поручкались, окинув друг друга быстрым взглядом.

– Рад, рад, – сказал дядя Жора. – Ну, чего? Молоток у тебя сеструха. Голова!

– Да, – Геша приобнял меня за плечи, – не по годам. Котелок варит…

– Так чего? Может, за знакомство? По маленькой?

– Не-не-не, нам, татарам, это дело строго противопоказано. Я – токо пиво. Вот Балхашке, к слову, тоже пивка с яйцами не вредно…

– Не давайте, – высунулась я из-под Гешиной руки.

– Ну чего ты опять? – возмутился Геша. – Чем плохо? Шкура вон заблестела сразу…

– Не понимаю я ваших базаров, – покачал головой дядя Жора. – Так че, сколько я вам за собаку должен? Ну, за воспитание в смысле?

– Дядь Жора, давайте потом.

– Чего вдруг «потом»?

– Георгий Андреич, работать еще с собачкой. Вот она и не хочет. Примета плохая – заранее, – пояснил Геша.

– А, понял. Это я понял… когда толком объяснить – так все сразу и понятно.

– Дядь Жора, мы с Федор Сергеичем договорились завтра в девять встретиться. Вы можете Гека отвести, а я зайду к вам, с Балхашем помогу…

– Ага… да. Помню я… Ну, ты не дергайся, я сам все сделаю.

– Да как же вы с двумя собаками?

– Ничего. Справлюсь.

– А если Балхаш с вами не пойдет?

– Справлюсь я.

Я хотела еще что-то сказать, но Геша положил мне руку на плечо:

– Воля ваша. Ну, мы пойдем тогда?

– Давайте. – Дядя Жора опять пожал Геше руку. – До завтра.

Мы вышли за ворота, и я спросила у Геши:

– Ты чего меня с темы сдернул?

– А ты не видела – мялся он?

– Ну мялся и мялся. Мало ли?

– Много ли. Может, у него баба в каптерке дожидается или деловой какой-нибудь. А ты никак не отстанешь. Таких людей в угол загонять ни к чему. Повис вопрос – так и отстань, поняла?

– Поняла. Чего ж не понять? Когда толком объяснить – так все сразу и понятно…

Геша рассмеялся и дал мне подзатыльник.

Дядя Жора опаздывал.

Я разглядывала Федора Сергеевича, который сидел на старом, хроменьком (вот опять!) стульчике у стены инструкторского домика и блаженно жмурился на утреннее солнце.

От улыбки станет всем светлей, да. У Федор Сергеевича улыбка была страшненькая, кривая – шрам не давал уголку губ подняться вверх, – но очень славная. Joies de la vie, вот что было в этой улыбке. В романах так описывают хорошеньких женщин – «вся радость жизни была в ее улыбке». Федор Сергеевич не был хорошеньким, но эта радость жизни сквозила в каждом его движении, в улыбке, в манере говорить.

Простой вопрос – простой ответ. Чему радуется этот немолодой, искалеченный, одинокий человек? Жизни. И не было в этом ни натуги, ни нарочитого мужества, одна радость, такая, какими бывают пузырьки в газировке, только радость Федора Сергеевича никак не выдыхалась. Поэтому я и любила на него смотреть. Мне казалось, что у меня – тоже так. Только у меня не было еще никакой тяжелой жизни.

– Где же это наш Георгий Андреевич? – сказал Федор Сергеевич, взглянув на часы.

– А вот он. – Я увидела дядю Жору, который шел в нашу сторону, один, без собак.

Мы сразу напустились на него с вопросами: «А где Гектор? А Балхаш что, не пошел с вами? А что случилось?»

– Ну… это… Балхаш – нормально… Гуляли утром. Как ты велела – на веревке, с узлами. Споко-о-о-ойный. А я, это… Сергеич… Я чего сказать хотел… Тут такое дело… В общем… Как бы это… Ну, ты вкупись… Короче, это… Так я о чем… Ну, это…

Федор Сергеевич, пытаясь уловить мысль дяди Жоры, следил за ним, как змея за дудкой.

– Большо-о-ой теленок будет, – пробормотала я.

– А? – обернулись ко мне мужчины.

– Дядя Жора долго телится. Вот я и говорю…

– Славка! Не хами! – сказал с укоризной Федор Сергеевич.

– Не, Сергеич, я чего сказать хотел… Про Гека… Нехорошо выходит, это… Ну, с Геком… Выходит, я его поматросил и бросил… Молодого взял… Так я о чем… Нехорошо это… Ты вот что… Сергеич… Уступи мне Гека… вот что… Любые башли плачу…

– Вы, Георгий Андреевич, со своими деньгами… – начал Федор Сергеевич, а я закончила:

– …уже всех заманали…

– Славка! Да что ж это такое! Георгий Андреевич, дело не в деньгах, мы же договаривались…

– Не, ну я ж по-братски, без обид… Про договор я помню… Ну я ж по-братски… прошу… Уступи ты мне Гека! Нехорошо выходит… А ты ж себе в питомнике своем наберешь кого захочешь… А?

– Даже не знаю… Да зачем вам две собаки, я извиняюсь?

– Зачем, зачем… Затем… Я знаю зачем… Уступи, Сергеич… А?

– Ну… пусть Гек поживет у вас, пока Балхаша обучать будем… Но потом-то…

– А-а, ладно! Нате, пейте мою кровь! – Дядя Жора вдруг разгулялся и даже рябчика рванул на груди. – Ну прикипел я к мусорку! Душой прикипел… Сам удивляюсь, но такое дело… Уступи, а?

– Ну-у… Славочка, как ты думаешь?

– Ваши дела, – я пожала плечами, – как хотите. Правда, Балхаш моложе и сильнее Гектора, может и прищемить… Да и вообще, Балхашу бы, конечно, одному вольнее было.