Отметим, что в годы Гражданской войны как белые правительства (Врангель в Крыму 1 июня 1920 г., М. К. Дитерихс в Приморье осенью 1922 г.[1381]), так и большевики (19 декабря 1918 г.)[1382] сформировали принципиально новые спецслужбы, которые объединяли политический сыск и контрразведку в рамках единых органов безопасности. Такова была насущная потребность времени.

В вопросах взаимоотношений с армией А. Д. Протопопов продолжил линию конфликта с оппозиционным командующим Северным фронтом генералом Н. В. Рузским и его вездесущим начальником контрразведки генералом Н. С. Батюшиным. Министр был уверен, что печально известная комиссия по борьбе со шпионажем плохо осведомлена о настроении войск и не может гарантировать безопасности столичного гарнизона. Однако отправить в отставку Батюшина было проблематично: это привело бы к острому конфликту с военным начальством, к тому же подобное кадровое решение находилось вне полномочий министерства внутренних дел. Протопопов решился на откровенный разговор с Николаем II, который полностью одобрил проверку работы батюшинской комиссии и нелестно высказался о самом генерале[1383]. Скорее всего, именно по настоянию императора В. И. Гурко, заменявший М. В. Алексеева на время его болезни на посту начальника штаба Ставки, распорядился устроить обыск у сотрудников Батюшина.

В ночь с 13 на 14 февраля 1917 г. начальник контрразведки Петроградского военного округа жандармский полковник В. М. Якубов провел обыски на квартире одного из ключевых сотрудников батюшинской комиссии прапорщика П. Я. Логвинского в Петрограде и у его любовницы в Москве. Прапорщик давно уже, со времени дела Манасевича-Манулова, находился под подозрением во взяточничестве. Результаты обыска ошеломили даже видавших виды жандармов. На квартире Логвинского было обнаружено 600 тыс. рублей наличными, а также компрометирующие его бумаги. Все материалы В. М. Якубов немедленно направил не в штаб Н. В. Рузского и даже не командующему военным округом С. С. Хабалову, а помощнику начальника разведывательного отделения штаба фронта своему коллеге по корпусу жандармов подполковнику Н. П. Злобину, а тот уже напрямую в департамент полиции МВД[1384]. Фактически Якубов и Злобин грубо нарушили порядок делопроизводства и служебной субординации.

Павел Яковлевич Логвинский, несмотря на казалось бы невысокий чин прапорщика, был одним из ключевых персонажей в коррупционных схемах спецслужб Северного фронта. Потомственный почетный гражданин города Москвы, сорока одного года, он успел сделать карьеру присяжного поверенного сначала в Саратовской, а потом и в Московской окружной судебной палате. В 1915 г. призванный на фронт прапорщик Логвинский получил контузию и был отправлен в госпиталь во Псков, где располагался штаб фронта. Здесь он явился в разведывательное отделение к ротмистру В. В. Сосновскому и предложил свои услуги, а вскоре уже был лично представлен М. Д. Бонч-Бруевичу и Н. С. Батюшину. Опытному юристу быстро нашлось применение: 21 ноября 1915 г. он был назначен на должность переводчика контрразведывательного отделения штаба Северного фронта.

Сначала по приказу Батюшина Логвинский был командирован в Петроград для разбора дел гражданского отделения штаба столичного военного округа, потом подчинен полковнику Резанову и занимался военно-цензурной работой в столице. В апреле 1916 г. бывший присяжный поверенный был командирован с самыми широкими полномочиями в Курляндскую и Эстляндскую губернии для организации ликвидации немецких фабрично-заводских и торговых предприятий, в том числе знаменитого акционерного общества целлюлозной фабрики Вальдгоф под Перновым[1385]. Она была взорвана по приказу брата председателя Государственной думы полковника П. В. Родзянко, которому ошибочно показалось, что немцы высаживают в ее районе морской десант[1386]. Эта сфера деятельности стала настоящей золотой жилой для коррупционера: одним росчерком пера чиновник контрразведки сохранял или уничтожал крупные коммерческие компании, имел возможность описать все их имущество, а мог «случайно не заметить» неких ценных активов. Вряд ли прапорщик Логвинский был абсолютно самостоятелен в принятии подобных решений и не обсуждал из с руководством штаба Северного фронта. Показательно, что именно он летом-осенью 1916 г. был основным следователем по обвинению главы Соединенного банка графа В. С. Татищева в государственной измене. Однако в отличие от Манасевича-Мануйлова, он смог тогда избежать ареста и прямых обвинений в вымогательстве. По признанию очевидцев, в начале 1917 г. Батю-шин доверял Логвинскому намного более, чем другим членам своей комиссии, фактически, сделав его своей правой рукой[1387].

Результаты обыска на квартире Логвинского стали известны царю. Накануне своего отъезда в Ставку он санкционировал снятие генерала Н. С. Батюшина с поста руководителя комиссии по борьбе со шпионажем и распорядился назначить ее главой С. П. Белецкого[1388]. А 21 февраля 1917 г. вновь назначенный начальник контрразведки Северного фронта полковник О. М. Тихомиров вынес решение о расформировании комиссии Батюшина[1389]. Почти молниеносная атака МВД на контрразведку Северного фронта, поддержанная лично царем, подрывала позиции генерала Рузского. Даже формально подчиненные ему контрразведчики Злобин, Тихомиров и Якубов приняли сторону МВД. Еще худшим было назначение Белецкого в руководство комиссии, а фактически всей контрразведки Петрограда и Северного фронта, то есть на должность, дающую ему почти безграничные полномочия по проведению любых политических расследований. В масштабе разворачивавшегося в стране острого политического кризиса, это была эффективная, но безнадежно запоздавшая попытка перехватить инициативу.

Наиболее серьезной попыткой Протопопова укрепить внутреннюю безопасность было принятие Советом министров 7 октября Положения об усилении полиции в пятидесяти губерниях. Согласно ему, создавалось дополнительно 40 000 полицейских вакансий, специальные полицейские школы, вводился образовательный ценз для чинов полиции (не ниже полного среднего образования). Министр согласовал вопрос расширения штатов полиции лично с Николаем II в Ставке, он не сомневался в успехе дела. 30 октября император утвердил Положение об усилении полиции. Журнал «Вестник полиции» в октябре 1916 г. посвятил реформе целую серию программных публикаций. Писавший под псевдонимом Л.К. полицейский публицист Л. И. Косунович, уподобив войну пожару, а дым от огня – политической нестабильности, писал: «Войска на фронте и полиция внутри страны являются именно этими пожарными, количество и качество которых сейчас должно стоять на первом плане очередных задач. Поэтому-то теперь и нет времени для реформы полицейской службы, полицейского дела по существу, а нужно привлечь к делу наиболее хороших и надежных полицейских работников»[1390].