Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Та война, — говорил маршал, обращаясь к графу Намюру, — которую мы здесь ведем с язычниками, совсем не похожа на ваши западные войны. Не похожа даже на войну, которую наш орден вел когда-то на востоке с сарацинами. Не знаю даже, война ли это. Орда, с которой мы здесь боремся, редко может устоять против нашего натиска и прекрасно знает свою слабость. Если их менее чем десять против одного, они уклоняются от битвы… Вся борьба сводится к подсиживанию и выслеживанию врагов, и в этом ее особенность. Мы выжидаем, пока враг не заснет; ищем место, где он меньше всего нас ожидает… А тогда обрушиваемся на него, как лавина, как гроза, выжигаем поселки, забираем скот, истребляем жителей, уничтожаем все огнем и мечом и уходим раньше, чем враг очнется и пошлет в погоню… Частенько бывает, что они нас настигают, и, обремененные добычей, мы должны отбиваться от них среди болот и трясин, как от муравьев… Если их немного, мы переходим в наступление и избиваем их, как комаров; но беда, когда они одолевают численностью: тогда нет предела их жестокости и нашим нет пощады…
— Случается порой, — прибавил старый Зигфрид, — что и они вторгаются в наши пределы и тогда грабят без милосердия.
— Все ведение войны, — продолжал маршал, — сводится к нападению врасплох, к вторжению в незащищенные местности.
— Своего рода охота! — заметил князь Бранденбургский.
Некоторые усмехнулись.
— Предположенный поход, — перебил Великий магистр, — носит несколько иной характер. Необходимо сломить их сопротивление в совершенно определенном месте пограничной черты. Там построена у них довольно основательная крепостица; большая невидаль у таких диких идолопоклонников. Ее, безусловно, нужно уничтожить.
— Да, — прибавил маршал, — крепость нужно взять во что бы то ни стало и сравнять с землей… Иначе нельзя проникнуть дальше в глубь страны, оставив в тылу такой оплот. В этом логовище постоянно толчется множество людей, все отъявленные дикари, необычайно чуткие.
— До сих пор взятие Пиллен представлялось необычайно трудным, — сказал один из присутствовавших комтуров, — так как они с трех сторон защищены рекою. До них не доберешься.
— Средство отыскалось, — усмехнулся маршал, — мы надеемся, что оно окажется действительным.
— Какое средство? — спросил князь Брауншвейгский.
— Мы велели выстроить огромнейшее судно, — с горделивою улыбкой ответил комтур, — даже более того: не судно, а плавучую крепость. Оно поплывет вниз по течению под самый замок, и мы поведем штурм с реки. Постройка крепкая, людей поместится достаточно, а сражаться на нем так же безопасно, как на твердой земле.
Граф Намюр усмехнулся.
— Прекрасная идея, если только вода сдержит такую исполинскую махину.
— Река глубокая, а наши люди прекрасно знают мели, — возразил маршал, — все предусмотрено. На этот раз замку не уйти от наших рук.
— Дай-то бог! — вздохнул магистр. — Падение Пиллен будет иметь огромное значение для дальнейшего завоевания страны. Пиллены заграждают нам дорогу, как скала среди течения реки.
— К тому же все обстоятельства говорят за то, — прибавил Зигфрид, — что и для нас Пиллены будут со временем надежнейшим оплотом.
С этими словами он обратился к молчаливо стоявшему в тени Бернарду.
— Неправда ли, Пиллены — вотчина вашего сбежавшего питомца? — спросил он. — Кто знает… Ведь, пожалуй, ему удалось до них добраться?
— Сомневаюсь, — молвил Бернард, — только безумство молодости могло толкнуть его на такой отчаянный шаг. Они либо погибли от голода, либо от когтей хищников.
— Но ведь питомец ваш был не один, — с ударением прибавил комтур Балгский, — он взял с собою пожилого, опытного человека.
— Скотину, полуидиота! — с волнением воскликнул Бернард и вздохнул.
Кто-то из недоброжелателей Бернарда уловил этот вздох и воспользовался им:
— Да вы, пожалуй, втайне не прочь бы и порадоваться спасению отступника; вы, говорят, привязались к делу рук своих.
Бернард, почувствовав удар, угрожающе обернулся к нападавшему.
— И не отпираюсь, — возразил он, — может быть, я виноват, но вина моя от чистой совести. Он был ребенком, а в детях все наше упование. И, если бы не чье-то загаданное влияние, в котором, вероятно, была повинна воспитанница сестры Зигфрида, то из мальчика со временем вырос бы поборник и столп ордена.
— О! — засмеялся Зигфрид. — Пора бы вам уж излечиться от страсти обращать и перевоспитывать язычников! Избивать их надо и резать, брат Бернард: вот единственно разумная политика!
— Кровь сказывается у них даже в десятом поколении, — подтвердили некоторые.
— Однако если он добрался до Пиллен, к матери, — проворчал маршал, — то, хоть и не велика в нем сила, а все же скверно, потому что он знает нас лучше, чем другие.
— А по-моему, наоборот, — возразил Бернард, — он знает нас и наши силы, то есть, иначе говоря, постарается выбить им из головы напрасное сопротивление. В последнем я почти уверен. Упорство язычников, их заносчивость коренятся в незнании той силы, против которой они пытаются бороться.
— О, защищаться они умеют! — перебил со смехом комтур. — Я хорошо их знаю! Они неисправимо храбры в минуты безысходного отчаяния: будут драться так же, как дрались раньше, до последнего человека.
Общий разговор сменился перешептыванием, так как присутствующие разбились на маленькие группы. С одной стороны беседовали гости; комтуры рассуждали о Пилленах; Великий магистр спрашивал о судне.
— Судно почти совсем готово, — ответил комтур, которому была доверена постройка, — надо только осмолить дно и нагрузить корабль припасами: там, на месте, ничего не достать, а осада может затянуться.
— В самом деле? — молвил маршал. — А мне кажется, что при виде такой махины их охватит ужас.
— Если я не ошибаюсь, — перебил комтур, — то она не будет для них новинкой. Хотя мы строили корабль в укромном уголке, но у них есть соглядатаи, которые, несомненно, донесли в Пиллены обо всем. А догадаться, зачем мы его соорудили, совсем не мудрено.
Все снова замолчали.
— Одновременно с нападением водою, — продолжал Великий магистр, — необходимо осадить Пиллены также с суши, для чего потребуется перевезти людей на другой берег. Нужно окружить крепость со всех сторон. А впрочем, Пиллены надо взять, не щадя сил и крови.
— Несомненно, — подтвердил поспешно маршал, — пока Пиллены держатся, шагу нельзя вступить в глубь страны.
— Язычники, несомненно, понимают это, — молвил Зигфрид, — а потому мы должны быть готовы к отчаянному сопротивлению.
— Мы готовы, — раздался голос из темного угла.
Совещание уже близилось к концу, когда в дверях, выходивших в большую залу, появился крестоносец в полном вооружении, прямо из седла: усталый, запыленный, в измятом плаще. Один из контуров узнал вошедшего, вскочил с места и в тревоге пошел ему навстречу.
Лицо прибывшего, Ханса фон Хехтена, было искажено гневом, который он с трудом сдерживал. При виде собравшихся он смешался, так как