– Я готова, – тихо повторила Лорелея уже вслух, обращаясь к дереву. И к небу, куда обычно возносила все свои молитвы. И тут же быстро сотворила еще одну молитву-обращение. Нет, она ни о чем более не просила Всевышнего для себя. Она просила только за других и, следовательно, не нарушила данного ею когда-то обета. Произнеся молитву, оторвалась от ствола дуба, постояла какое-то время, проверяя себя. Сможет ли она самостоятельно преодолеть расстояние от дерева до крыльца и вернуться в дом?

Она едва успела усесться на прежнее место в свое кресло-качалку, как из дома вышли рабочие. Они катили перед собой на тележке старый холодильник, закрепленный со всех сторон. Следом за ними плелась Мерит и недовольно бормотала что-то себе под нос. Дескать, поцарапали деревянные полы в доме. Лорелея вобрала в себя побольше воздуха и выдохнула, приготовившись попросить кого-то из рабочих помочь ей подняться к себе наверх.

При свете солнечного дня старый холодильник производил просто допотопное впечатление. Наверняка так же контрастно смотрятся сейчас на фоне сверкающего новенького холодильника из нержавеющей стали все предметы их кухонной утвари и мебели: старые шкафчики, выщербленные столешницы рабочих кухонных столов, рассохшиеся от времени навесные полки.

Один из мужчин наклонил тележку назад до упора, приготовившись штурмовать первую ступеньку крыльца.

– Подождите минуточку, – раздался сзади голос Мерит.

Мужчины посмотрели на нее с недовольным видом. Но Мерит полностью проигнорировала их недовольство. Она присела на корточки, чтобы получше разглядеть днище старого холодильника. Потом слегка поморщилась от брезгливости – как-никак, а за пятьдесят лет эксплуатации холодильника его днище успело зарасти толстым слоем пыли, грязи и кухонного жира. Вот к нему что-то и приклеилось. Мерит осторожно отодрала это «что-то» и извлекла наружу. Свернутый листок бумаги, который от времени пожелтел и стал ломким. По краям бумаги свисали густые клубки пыли. Мерит энергичным движением руки стряхнула пыль и тут же чихнула.

Рабочие покатили тележку дальше, но Мерит даже не взглянула в их сторону.

Лорелею насторожило ее молчание.

– Наверное, эта бумажка провалялась под холодильником не один десяток лет, – предположила она.

Мерит взглянула на нее глазами перепуганного до смерти ребенка, который потерялся в незнакомом месте.

– Тут на лицевой поверхности написано лишь одно слово: «Любимому». – Лорелея увидела, как дрожат у падчерицы руки, когда она стала разворачивать листок. – Но, кажется, я узнаю этот почерк.

Громко хлопнули, закрываясь, задние дверцы грузовика, после чего шофер просигналил на прощание и стал медленно выруливать со двора. Но обе женщины не обратили никакого внимания на отъезжающий автомобиль.

Мерит рухнула в кресло-качалку рядом с Лорелеей, разгладила листок бумаги и стала читать вслух.

25 июля 1955 года

Мой дорогой Генри!

Ты никогда не прочитаешь этого письма, но я все же считаю своим долгом написать его тебе. Это – мое прощальное письмо. Мои последние слова, адресованные тебе независимо от того, сможешь ли ты их прочитать или нет. Сегодня наша обоюдная беда уходит навсегда, в вечность. Или, по крайней мере, она нас не коснется до тех пор, пока мы снова не встретимся с тобой в ином мире, если так распорядится Всевышний. Честно признаюсь, мои планы пока не простираются дальше дня сегодняшнего.

Я люблю тебя, Генри. Я любила тебя всегда, с тех самых пор, как увидела тебя впервые. Но, видишь ли, моя ненависть к тебе сильна так же, как и моя любовь. Наверное, и ты испытываешь ко мне сходные чувства. Всякий раз, когда я мысленно пересчитываю свои сломанные ребра на манер того, как гадают на цветках, срывая с них лепестки и повторяя про себя «любит – не любит», у меня каждый раз получается по-разному.

Я больше не могу жить с тобой, но и без тебя я тоже не представляю своей жизни. Но у нас есть дочь, и я обязана защитить ее. Именно это обстоятельство и движет мною. Я не смогу вынести, если ты поднимешь на нее руку, а я буду вынуждена признать, что не сумела оградить девочку от твоей жестокости.

У меня дрожит рука. Почерк испортился, но пока еще буквы можно разобрать. Как ты знаешь, совсем не нервы повинны в этом. Сейчас я абсолютно спокойна, ибо знаю наверняка: я справилась и с этим тоже. А почерк мой испортился от того, что онемели два пальца на правой руке, когда ты зажал ее дверцей автомобиля, потому что тебе показалось, что я слишком медленно вылезаю из него. И это стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Я с ужасом представила себе, как ты станешь калечить крохотную ручку маленькой девочки. Неужели и ей уготована такая же страшная судьба?

Оказалось, что совсем несложно смастерить взрывное устройство, такую небольшую бомбу с предохранителем, особенно для той умной талантливой девушки, которая в молодые годы блистала на научном поприще и подавала большие надежды во время учебы в университете. Бомба должна сдетонировать только по прибытии самолета в Майами, уже после того, как ты заберешь свой чемодан и отправишься на встречу со своей очередной любовницей. Она отлично уместилась в твоем несессере рядом с зубной пастой и кремом для бритья. Я упаковала несессер вместе с остальными твоими вещами в чемодан, аккуратно уложив его между стопками наглаженных сорочек и носовых платков. Все получилось просто, само собой. Вот сейчас я вложу это письмо в чемодан, защелкну его на замки и вручу чемодан тебе. А затем прослежу за тем, как ты станешь укладывать его в багажник своей машины. И все будет просто… до тех самых пор, пока я не увижу, как ты отъезжаешь от нашего дома, от меня… и навсегда.

Ты – любовь всей моей жизни. Так было, и так будет всегда. Прости.

Лорелея бросила перепуганный взгляд на падчерицу. Мерит была бледна как смерть. Ни кровинки в лице.

– Ты знаешь, кто написал это письмо?

Мерит медленно кивнула головой.

– Знаю, – сказала она, осторожно складывая листок бумаги, будто он жег ей руки. – Моя бабушка.

Октябрь 1991 года

Эдит закончила возиться с галстуком: темно-синий галстук в едва заметную полоску. Получилось совсем неплохо. И узел завязала собственноручно, тоже хорошо. Все пропорции были строго соблюдены с учетом реального роста Генри П. Холдена. Она присутствовала при его погребении… И той второй несчастной женщины из Питтсбурга. Или из какого-то другого города, тоже начинающегося на букву П? Ведь прошло уже почти сорок лет. Многие подробности успели выветриться из памяти. Невостребованные жертвы авиакатастрофы были похоронены в один и тот же день, в отдельных могилах. Церемония захоронения прошла за счет добровольных пожертвований владельцев кладбища Святой Елены.

Имена погибших были напечатаны в одной из местных газет. Прочитав имя Генри П. Холдена, Эдит сразу же вспомнила: ведь именно это имя и значилось на багажном ярлыке чемодана, упавшего к ней в сад. Следовательно, нужно идти, присутствовать при погребении. Более того, она уже была почти готова позвонить в бюро ритуальных услуг, сказать им, что может привезти новый комплект одежды для покойного, но в самый последний момент поняла, что этого нельзя делать ни в коем случае. Никогда! Но все же потом она вскользь поинтересовалась у служащих, какого роста был покойник. Так что ее кукла была его точной копией. И длину галстука она точно рассчитала. И где именно он спадет с его шеи, когда она усадит куклу Генри на его кресло в салоне самолета.