Гестапо, меж тем, подступало вплотную. Десять дней спустя пышно праздновался семьдесят пятый день рождения Карла Бонхёффера. В последний раз Бонхёфферы собрались на семейное торжество, хотя в тот день они этого и не знали. То была кульминация множества семейных праздников, давно сделавшихся традицией этого замечательного клана. Через пять дней в их жизнь вторгнется грубая сила, и никогда уже им не собраться в прежнем составе.

Но здесь и сейчас они вместе, распевают «Хвалите Господа». В этот день собрались все, даже бывшая гувернантка Мария Чеппан и Бетге, которому через месяц предстояло официально войти в семью. Не хватало только Ляйбхольцев, они все еще оставались в Англии, но даже они сумели заочно поучаствовать в празднике, переслав через Эрвина Суца поздравительную телеграмму.

Ирония судьбы – Гитлер тоже почтил своим вниманием юбилей. Явился представитель Рейхсминистерства культуры и вручил юбиляру престижнейшую премию Гёте за многолетнюю службу отечеству. Медаль была вручена в присутствии множества свидетелей, и к ней прилагался сертификат: «От имени немецкого народа я награждаю заслуженного профессора Бонхёффера медалью Гёте за успехи в области искусства и науки, учрежденной покойным президентом Гинденбургом. Фюрер Адольф Гитлер»563.

* * *

Через пять дней в дом номер 43 по Мариенбургераллее явятся другие официальные уполномоченные. Они придут не затем, чтобы хвалить и награждать, и к их приходу, увы, здесь не были готовы.

5 апреля Бонхёффер приехал домой. Около полудня он позвонил супругам Донаньи и услышал в трубке незнакомый мужской голос. Он сразу же отключился. Все было ясно: гестапо перешло к решительным действиям. У Донаньи шел обыск. Бонхёффер прогулялся до соседнего дома и предупредил свою сестру Урсулу о том, что происходит и что вот-вот произойдет: следующей жертвой, очевидно, станет он. Урсула приготовила брату сытный обед, после чего Дитрих вернулся домой и привел в порядок бумаги, зная, что гестапо не упустит шанс хорошенько все перерыть. Он давно был готов к этой минуте и даже специально для гестаповцев оставил несколько заметок.

Разобрав бумаги, он снова перешел в дом Шляйхеров и ждал там. В четыре часа дня пришел отец и сказал, что явились двое, желают поговорить с ним. Они находились наверху в комнате Дитриха – судья и адвокат Манфред Рёдер и офицер гестапо Зондереггер. Бонхёффер явился, прихватил с собой Библию, его усадили в черный «Мерседес» и увезли. Домой он больше не вернется.

Три месяца между помолвкой и арестом длился мораторий: было решено, что поженятся они не раньше, чем через год, а начиная с января Мария предложила сделать также шестимесячный перерыв в переписке. Затянувшееся испытание, но Бонхёффер в ответном письме подтвердил, что с радостью соглашается на все условия. Марии это далось тяжелее: она продолжала писать Дитриху, но не отправляла письма, а заносила их в дневник. Вероятно, она надеялась, что Дитрих прочтет их позже, когда разлука закончится.

В феврале и марте, когда гестапо стягивало петлю вокруг Бонхёффера и Донаньи, Мария несколько раз обращалась к Дитриху в своем дневнике. Она выражала беспокойство, что он едва ли знает, какую невесту получит в ее лице, что ее молодость и легкомыслие сделают ее недостойной такого возлюбленного. В этом Дитрих всячески старался ее разуверить, и все же в дневниковом «письме» от 3 февраля она пишет ему из Пэтцига:

...

Очевидно, Мария долгое время не подозревала о грозившей ее жениху опасности, пока чересчур словоохотливая бабушка не подала ей в письме от 16 февраля причину для беспокойства. Намека оказалось достаточно, чтобы всерьез встревожить молодую девушку. В очередном дневниковом «письме» она обращается к жениху:

...

Три недели единственным поверенным ее тревог оставался дневник, но 9 марта Мария нарушила правила испытательного срока и позвонила жениху в Берлин. Неизвестно, знала ли об этом звонке ее мать. На следующий день она написала настоящее письмо и отправила его.

...