Вот и сейчас он объявил об открытых дверях в высшее сословие и обязательно доведет это дело до конца. Нынешнее – в массе своей аморфное ленивое – дворянство будет щедро разбавлено новым – активным, зубастым и понимающим, что обязано своим положением только императору.

Опричнина? Ну можно сказать и так… Для них будет дело, как раз соответствующее этому названию. Он очень серьезно спровоцировал нынешнее дворянское болото. Побурлив, оно выползет из своих берегов и начнет действовать. Неделю они будут совещаться, потом появятся идеи и застрельщики, еще через неделю их недовольство созреет до конкретных планов. Ну что ж, как раз хватит времени прокатиться до Европы – товарищ кайзер уже наверняка сгорает от любопытства. Удовлетворим…

Императорская фамилия… Тут пока Михайловичи прикроют. Они чувствуют себя «любимой женой», чуют запах власти и увлеченно шатают клан Александровичей. Не надо им мешать. А вот если ушатают, нужно будет придумать какой-то другой противовес, например, Николая Николаевича… Псих и заслуженный мистик Российской империи. Лишь бы не перестреляли друг друга. Пока они нужны все живые, взаимно нейтрализуемые.

Купцы закусили наживку, и уже пошла поклевка. Двойная прикормка – в виде обещаний вхождения в высшее общество и государственных заказов, сулящих сверхприбыль, сработала безупречно. Теперь они сами, в предвкушении казённых денег, объединяются в синдикаты, образуют тресты, монополизация идёт небывалыми темпами и будет завершена с опережением самых смелых ожиданий. То, что централизованные монополии гораздо проще контролировать и ещё проще национализировать, предприниматели узнают позже. А необходимый ресурс в виде тысяч усердных и умелых учетчиков, способных раскопать любые махинации, он уже получил в своё распоряжение и обратно не отдаст. Управление по борьбе с хищениями собственности – УБХС – практически готово, хотя ещё одну буковку «С» смело можно добавлять – староверы. Именно они – аккуратные и рачительные держатели купеческой кассы. Они искренне и глубоко ненавидят ростовщиков и иностранный капитал, а также чиновников, от которых потерпела почти каждая старообрядческая семья. Так что будут копать не за страх, а за совесть. Конечно, каждый из рекрутов думает, что он – избранный агент влияния при дворе, поможет своим и утопит чужих. И император поддержит эту иллюзию. То же самое касается студентов, социальный протест которых будет использован на всю катушку. Они уже строят кампусы и уже подрядились быть образцово-показательными справедливыми жандармами – идеальный материал для формирования ещё одной силовой структуры, о которой враги даже не догадываются. Кстати, перечень недругов придется обновить. А пока – осталась еще одна, крайне важная встреча в Царском Селе, куда он уже подъезжает.

Царское Село. Александровский дворец

Император вошёл в комнату и внимательно огляделся по сторонам. Огромное количество мелких деталей – миниатюр, статуэток, завитушек, рюшечек, подушечек и прочих элементов декора сиреневого кабинета сбивали с мысли, отвлекали, не давали сосредоточиться. Раздражение – не самый хороший фон для разговора. Хотя больше, чем весь этот «иконостас», нервировала ситуация, требующая разрешения. В голове не было чёткого плана А, плана Б, привычно сопровождавшего все политические шахматные партии. В личной жизни так никогда не получалось. С женщинами вообще редко что-либо идет по плану и уж тем более – по плану мужчин.

Александра Фёдоровна сидела в своём любимом кресле, не касаясь спинки, с ровной спиной, плотно сжатыми губами и с книгой, которую она держала на коленях. Глаза огромные, в пол-лица. Так смотрит дикий зверек из своей норки, когда понял, что охотник нашёл его убежище, но ещё не решил, надо спасаться бегством или попробовать драться.

– Добрый вечер… сударыня, – решил прервать молчание император.

Александра Фёдоровна молча приподнялась, ответила лёгким кивком головы и тут же опустилась обратно в кресло. Книга мягко легла на колени. Тишина в кабинете стала тягучей, липкой и вязкой.

«Она молчит. Ничего не спрашивает. Не упрекает за грубое расставание, за долгое отсутствие и демонстративное игнорирование её посланий. Значит, что-то за это время случилось. Что?» – вертелись каруселью мысли в голове императора. Надо брать инициативу в свои руки.

– Я уверен, что вы непричастны к покушению на мою персону, – произнёс он вслух, присаживаясь в кресло напротив и недовольно поморщившись, ещё раз уткнувшись взглядом в дикое количество бесполезных аксессуаров, расставленных, развешанных и разложенных по стенам и мебели.

– Не нравятся миниатюры? – перехватив его взгляд, спросила Александра Фёдоровна голосом, который удивительным образом совмещал наличие вопроса и полное отсутствие любопытства.

– Вы непричастны, но я уверен, что вам известно, кто это был, – игнорируя вопрос императрицы, тихо, с нажимом закончил фразу император.

Книжка на коленях императрицы дрогнула, губы её сжались в тонкую линию, ноздри затрепетали, глаза стали ещё больше, в них вдруг полыхнул огонь и так же неожиданно погас, встретившись с холодным, как снег за окном, взглядом императора. Наклонив голову и залившись лихорадочным румянцем, Александра Фёдоровна быстро и негромко заговорила по-английски:

– Каждый день, на протяжении всех лет со дня помолвки, я молилась, чтобы мой Никки стал настоящим монархом – требовательным и жёстким. Ежедневно я просила у Бога, чтобы он даровал понимание, как подобает вести себя на троне, и железную волю для достижения поставленных целей… Каждый день, глядя на своего мужа, мягкого, доброго и совсем не способного к жестокой и циничной политической борьбе, я страстно желала в один прекрасный день проснуться и увидеть другого Никки, способного заставить уважать себя даже тех, кто его ненавидит, потому что без стальной хватки справиться с этой варварской страной невозможно – она, как норовистая лошадь, скинет любого седока, проявившего хотя бы тень слабины. А Никки весь состоял из слабостей. Милые и очаровательные в семье, они превращались в непрерывную череду неудач, когда дело доходило до исполнения царских обязанностей. Эти неудачи висели, как дамоклов меч, занесенный над его и моей головой. Я страстно молила Бога, чтобы он выковал в своих кузницах для своего помазанника в России новый, стальной характер. И Бог, наконец, меня услышал и сделал, как я хочу… Но я даже представить не могла, как это страшно, когда твои просьбы исполняются…

– Сударыня, я просил вас изъясняться в России по-русски и не говорить о присутствующих в третьем лице, – произнес император, но Александра Федоровна уже его не слышала.

– Ты – император из стали. Именно такой, какой нужен России – волевой, хорошо понимающий, чего хочешь, идущий к своей цели с настойчивостью Железного Дровосека из волшебной страны Оз, у тебя даже в глазах – раскалённое железо… Но ты уже не мой Никки… Ты заново родился для них, – императрица кивнула на заснеженное окно, – и умер для меня… И это очень-очень страшно…

Книга, лежащая на коленях императрицы, закрылась с хлопком, прозвучавшим в тишине, как пистолетный выстрел. Император посидел с минуту, глядя в пол и переваривая услышанное, медленно, по-стариковски поднялся и застыл, нависая над Александрой Федоровной серой скалой.