Последняя по-настоящему масштабная персональная выставка, на которой было представлено 67 картин и множество графических работ, имела место также в 1937 году – причем в стране, где, как ни странно, о Мунке до сих пор толком не знали. Выставка проводилась в музее Стеделийк в Амстердаме, ее организатором выступил хорошо здесь известный Рольф Стенерсен. Соотечественники Ван Гога встретили норвежского мастера с почестями. В рецензиях подчеркивалось, что вниманию голландцев представлено творчество признанного классика современного искусства, познакомиться с которым обязан каждый образованный человек: «Мы уже много наслышаны об Эдварде Мунке, и теперь остается только поблагодарить организаторов выставки, привезших его картины к нам. Его работы принадлежат к крупнейшим достижениям современного искусства».

Дома же Мунка донимали привычные заботы – во-первых, налоги; пытаясь сократить выплаты, художник на протяжении нескольких лет утверждал, что на самом деле проживает в Недре Рамме и должен облагаться налогом в Вестбю. Во-вторых, ему постоянно приходилось думать о финансовых проблемах Андреа и причудах Ингер. Оказалось, что сестре мало было стать хорошим фотографом – ее книга об Акерсэльве пользовалась определенным успехом. На старости лет Ингер сама решила взяться за кисть! Понятно, что Мунку не очень хотелось заниматься разбором ее первых любительских опытов, – он попробовал возложить эту обязанность на директора Национальной галереи, дав тому следующие указания: «Я редко с ней вижусь, и мне не хотелось бы ее разочаровывать. Несомненно, она обладает чувством цвета и склонностью к декоративному искусству».

Самому Мунку также приходили в голову неожиданные идеи. Осенью 1938 года он вдруг, без особой подготовки, устроил довольно большую выставку в галерее торговца картинами Холста Халворсена. Это стало полным сюрпризом даже для самого хозяина галереи. Правда, накануне вечером Мунк позвонил ему и намекнул, что хотел бы устроить у него выставку. На следующий день в 9 часов утра художник появился у дверей магазина с двумя картинами, а потом в течение дня подвозил одну картину за другой. Естественно, Холст Халворсен тут же освободил стены для работ прославленного гостя. Это была последняя значительная выставка Мунка в Осло – внимание публики в особенности привлекла большая картина с изображением строительных рабочих. Возможно, вся эта акция стала своеобразным ответом художника на объявление открытого конкурса на оформление стен ратуши, – конкурса, в котором Мунк, конечно, не мог позволить себе участвовать.

То, что заказ на оформление ратуши ему так и не дали, Мунк расценил как коварную выходку «камарильи из Осло». Его совсем не смутил факт, что с годами участники «камарильи» поменялись. Теперь противника для него олицетворял Хенрик Сёренсен, ведущий художник младшего поколения, организатор и руководитель группы, пользующейся значительным влиянием в норвежском мире искусства:

С годами накопилось довольно много всего, как серьезного, так и не очень. Дело тут в индивидуализме, и с обеих сторон имеет место некоторая антипатия друг к другу. В таком замкнутом пространстве, как город, со временем тебя начинают донимать более или менее скрытые интриги… Я только хочу заметить, что едва я после тридцатилетних трудов и борьбы наконец добился признания и хотел было воспользоваться плодами своих успехов, как тут же с развевающимися знаменами и барабанным боем выдвинулся Сёренсен. Я был ему препятствием…

Это ощущение имело под собой некоторые основания. Сёренсен, человек большого личного обаяния, действительно пользовался влиянием в обществе. Он вращался во всех кругах, вплоть до придворных. В свое время он подписался под петицией о предоставлении Мунку заказа на оформление ратуши, но годы шли, Мунк старел. Когда вопрос об оформлении ратуши действительно встал на повестке дня, заказ отошел к Сёренсену и группе его ровесников-художников, впоследствии прозванных «братьями-фресочниками».

Таким образом, старым врагам на смену приходили новые, тогда как друзья Мунка уходили один за другим. Осенью 1937 года умерла Милли Берг, ранее фру Таулов, – героиня незавершенного высказывания Мунка «та, что в течение шести лет моей жизни…». Осталось неизвестным, встречался ли художник с ней после их разрыва. В следующем, 1938 году в апреле скончался во сне Харальд Нёррегор. Мунк не пошел проститься с ним, но написал письмо с соболезнованиями, за что фру Марит была ему чрезвычайно благодарна. А вот Мунк вряд ли очень обрадовался, когда она решила быстренько распродать на аукционе принадлежавшую мужу крупную коллекцию его картин.

В 1939 году умер Сигурд Хёст. По какой-то причине в последние годы они с Мунком практически не общались. «Мы отдалились друг от друга», – писал Мунк сестре Ингер. При исполнении печальных формальностей он спрятался за сестру – попросил ее послать венок от имени их обоих и все расходы конечно же взял на себя.

Из старых друзей в живых теперь оставался только Енс Тис, но и он не мог похвастаться крепким здоровьем. В 1936 году ему сделали операцию по поводу язвы желудка – на самом деле речь шла о раке. Поздней осенью 1939 года умерла жена Тиса Рагна. Мунк послал венок, отправил письмо с соболезнованиями и выразил сожаление, что не сможет принять участие в похоронах.

Вне всяких сомнений, Енс Тис сделал для признания Мунка в Норвегии больше, чем кто-либо другой. Он еще в юности искренне увлекся творчеством Мунка и умел выразить свое восхищение с куда большим профессионализмом, нежели Яппе Нильсен. Тис был автором основополагающей работы по истории искусства своего времени, он написал признанную лучшей биографию Мунка, а его помощь художнику, когда тот боролся за право оформить университетский зал, была поистине неоценимой. Именно к Тису обращались Курт Глазер и другие зарубежные искусствоведы, когда приезжали в Норвегию для изучения творчества Мунка или организации выставок.

Однако в его отношениях с художником не все шло гладко. Мунк считал, что Тис закупает слишком много работ французских художников. Кроме того, если верить Равенсбергу, Мунк не одобрял образ жизни директора Национальной галереи: «Что до Тиса, то, по-моему, пьянствовать может художник, но никак не директор музея». И похоже, Тис раздражал Мунка тем, что буквально следовал библейскому совету «не зарывать свой талант в землю»: его стремление участвовать чуть ли не во всех событиях, связанных с культурной жизнью, выглядело довольно смешно.

Многое свидетельствует о том, что в последние годы отношения между Мунком и Тисом заметно охладели. В противном случае трудно объяснить то, как Мунк обошелся со старым другом в трудную минуту.

В начале 1940 года Тис снова заболел. У него нашли новую раковую опухоль, на сей раз в корне языка. Он написал Мунку и попросил разрешения прийти в гости, но Мунк ответил, что ему придется подождать визита, так как сам он, Мунк, не вполне здоров. Только год спустя – пройдя через операцию и курс лучевой терапии в Радиумхоспиталет в Осло – директор музея решился написать ответ, где и сообщил, каким ударом стал для него отказ Мунка: «Когда твой старейший друг, смертельно больной и с часу на час ожидающий смерти, как это было со мной, выражает желание встретиться, чтобы пожать твою дружескую руку, попрощаться и поблагодарить за все хорошее, как бы ты ни был болен, ты мог бы пойти мне навстречу. Я все еще обижен на то твое бесчувственное письмо. Будь уверен, больше я не буду искать встречи с тобой, только если ты сам попросишь».