В Майами был направлен Гарри Дрехер (он же Фрэнк Бендер), специалист ЦРУ по латиноамериканским коммунистам, ему предписывалось набирать добровольцев из числа кубинских эмигрантов. Дрехер довольно скоро сформировал группу бойцов, которым предстояло пройти военную подготовку на секретной базе в Гватемале.

Между тем Фидель продолжал наступление на свободу СМИ. Владельцы телеканала «Сэ-Эме-Ку» бежали из страны, и их канал перешел в руки государства. В то же время Министерство труда взяло на себя большую часть функций ЦКТ: теперь министерство, а не профсоюзы устанавливало нормы и условия труда, а ЦКТ превратилось в не что иное, как наблюдательный орган.

VI

Облик Гаваны менялся на глазах. Дни, когда высшие и средние слои кубинского общества могли чувствовать себя в привилегированном положении, подходили к концу, и все большее число их представителей покидало родину на паромах и самолетах, увозивших их в Майами. К весне 1960 г. число эмигрантов достигло уже шестидесяти тысяч. Город, до той поры еще остававшийся большой развлекательной зоной для американцев, у которых были там свои элитарные яхт-клубы, частные пляжи, казино и публичные дома, стремительно терял эти атрибуты. В крупных отелях пока еще можно было поиграть в рулетку, но с улиц почти исчезли проститутки.

Вместо американцев сюда стали приезжать гости совсем иного рода. Гавану начали посещать торговые и культурные делегации из социалистического лагеря, а также все большее число лидеров стран третьего мира. Гостиницы заселили делегаты Международного конгресса коммунистической молодежи. Европейские и латиноамериканские интеллектуалы левых взглядов хлынули в Гавану на различные культурные конгрессы, устраиваемые революционным правительством. Среди посетителей были Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар, прибывшие по приглашению Карлоса Франки.

Встреча с Че произвела на Сартра неизгладимое впечатление. После смерти Гевары французский писатель оценит его личность невероятно высоко: для него Че был «не только интеллектуалом, но и самым совершенным человеком нашей эпохи».

23 марта Че выступил по телевизору с речью, озаглавленной «Политический суверенитет и экономическая независимость». В ней он заявил, что в результате революционного захвата власти Куба добилась политической независимости, но не завоевала еще независимости экономической. Именно это стало теперь «стратегической целью» революции.

Новый режим уже отобрал часть привилегий у иностранных, главным образом американских, монополий, стеснявших свободу кубинской экономики. Были снижены тарифы на электричество и телефонную связь, крупные землевладения перешли в руки народа, но нефть и остальное сырье, имевшееся на острове, по-прежнему находились в руках американцев. Че заявил: «Наша дорога к освобождению будет открыта после того, как мы победим монополии, и скажу конкретнее, американские монополии».

Революции необходимо «уничтожить корни зла, угнетающего Кубу», чтобы «устранить несправедливость». Те, кто противится революционным мерам, кто отстаивает свои привилегии, — контрреволюционеры.

Че уже не раз говорил о том, что Куба ныне — не просто Куба, но сама революция, а революция — это народ. Отсюда остается только шаг до того, чтобы отождествить и народ, и Кубу, и революцию с Фиделем. И сейчас каждому нужно решать, садиться на корабль нового государственного строя или бежать прочь. Так же как члены экипажа «Гранмы» были готовы отдать жизнь ради победы над Батистой, все кубинцы должны теперь пожертвовать собой ради достижения общей цели — полной независимости. Враг может попытаться отомстить, говорил Че. И, когда на Кубу придут контрреволюционные войска — собранные, быть может, на деньги тех самых «монополий», чьи интересы были задеты революцией, — страна должна быть готова отразить их нападение силами не кучки людей, но миллионов ее жителей. Вся Куба должна превратиться в «Сьерра-Маэстру», и, как сказал Че, цитируя Фиделя, все вместе «мы будем спасены или пойдем ко дну».

Университетские студенты с их «индивидуализмом» и психологией «среднего класса», похоже, особенно беспокоили Че; возможно, именно в студентах он видел отражение собственного прежнего «я», полностью погруженного в себя, и это его терзало. И если Гевара отверг себя, свое «призвание» во имя революции, то почему же не могут этого сделать они? В начале марта Че выступил в Гаванском университете с лекцией, в которой напомнил студентам о том, что их обязанностью является внести свой вклад в экономическое развитие Кубы, и другого выбора не дано. Индивидуалистическое понятие «призвания» не является достаточным основанием для карьеры — его должно заменить чувство революционного долга: «Преступно мыслить в категориях индивидуализма, потому что нужды индивидов ничего не стоят в сравнении с нуждами всего человеческого сообщества».

В практическом плане это означало расширение одних факультетов и сокращение других. Например, гуманитарные науки были той сферой, которую следовало сократить «до минимума, необходимого для культурного развития страны».

В апреле вышел в свет дневник Че военного времени, получивший название «Партизанская война». Он посвятил эту книгу памяти Камило Сьенфуэгоса, фотография которого украсила ее обложку. Отрывки из книги были перепечатаны во многих кубинских изданиях, и очень скоро не только кубинцы, но и американские и латиноамериканские специалисты по идеологической борьбе стали изучать этот справочник с острым интересом.

В прологе, озаглавленном «Сущность партизанской борьбы», Че определил те основные уроки, какие, по его мнению, должно вынести любое революционное движение, желающее повторить успех кубинских повстанцев.

1) Народные силы могут победить в войне против правительственной армии.

2) Необязательно ждать, пока созреют необходимые условия для революции: их вполне может создать группа повстанцев.

3) В слаборазвитых латиноамериканских странах вооруженную борьбу следует вести в основном в сельской местности.

Тем временем активизировалась кубинская оппозиция. Мануэль Рей, после своей отставки из правительства преподававший в Гаванском университете, начал формировать подпольное движение, а воинствующие «Молодые католики», и так открыто выступавшие против изменений, после визита Микояна стали вести себя еще настойчивее. В сельской местности, где атмосфера была наэлектризована до предела, то и дело происходили столкновения. На свет появлялись небольшие контрреволюционные группы, подчас состоявшие из членов бывшей повстанческой армии. В Орьенте один из старых товарищей Че, Мануэль Беатон, поднял оружие против государства, после того как убил другого бывшего подчиненного Гевары — видимо, по личным причинам — и бежал в Сьерра-Маэстру, возглавив отряд из двадцати человек. В Сьерра-Кристаль, где некогда заправлял Рауль, один из его бывших бойцов, Ихинио Диас, также вернулся к военным действиям, вступив в союз с ветераном «26 июля» Хорхе Сотусом. Они сформировали ДСР («Движение по спасению революции»), избрав идеологическим лидером Мануэля Артиме, бывшего профессора военно-морской академии, жившего теперь в изгнании в Майами. Это движение вскоре привлекло к себе благосклонное внимание со стороны ЦРУ.