Зазвонил телефон правительственной связи, Савелий Рыдник взял трубку, послушал пару секунд и протянул трубку Плотникову. Тот сидел, бессмысленно глядя на стол перед собой.

Рыдник пожал плечами, взял трубку и сказал:

– У аппарата начальник штаба генерал Рыдник.

Трубка что-то крякала.

– Это был объемный взрыв, – сказал Рыдник. – Нет, обыкновенный бытовой газ. Ничего ядерного. Термобарический взрыв нескольких тысяч кубических метров метана и пропана. Видимо, с одной из установок. Га з ведь тоже выделяется в результате нефтепереработки.

Трубка снова заговорила. Лицо Рыдника оставалось бесстрастным.

– Нет, – сказал Рыдник, – заложники не погибли. Погибла одна из штурмовых групп. Заложники за некоторое время до взрыва были переведены в другое здание на территории завода. Штурма не было. После взрыва я приказал его отменить.

Еще несколько секунд почтительного молчания перед невидимым собеседником.

– Я с самого начала был категорически против штурма, – сказал Савелий Рыдник. – Большинство специалистов было против штурма. Один из опытнейших офицеров управления «С» майор Яковенко был категорически против штурма, руководитель группы «Дельфин» спецназа ГРУ полковник Травкин был категорически против штурма. Он назвал штурм безответственной авантюрой. Я уверен, что в штурме на данном этапе не было необходимости. Я сумею разрешить ситуацию. Я не могу помешать CNN работать вне линии оцепления. И мы должны благодарить бога, что заложники живы, а не погибли в прямом эфире на глазах миллионов иностранцев.

Генерал Рыдник послушал еще немного, сказал: «Да», опустил трубку и оглядел присутствующих. Глаза его особенно задержались на Яковенко.

– Теперь здесь командую я, – сказал Рыдник.

Плотников его, казалось, даже не слышал. Генерал Терентьев сидел на полу и имел цвет собственных трусов, если, конечно, он носил трусы белого цвета.

Телефонный звонок раздался снова. На этот раз это был короткий и наглый гудок местной спецсвязи, – системы «Дельта-2», установленной еще с советских времен и имевшей два десятка абонентов, включая, разумеется, директора крупнейшего в крае нефтезавода.

– Да, Халид, – спокойно сказал Рыдник, подняв трубку, – хорошо. Хорошо. Я согласен.

Положил трубку и сказал, ни на кого особенно не глядя:

– Хасаев требует, чтобы через полчаса я был у второй проходной. Еще он требует врача.

– Вы не должны, – тревожно, по-суфлерски начал один из замов Рыдника.

Генерал повернулся к нему и процедил:

– Я не должен ставить под опасность жизнь заложников. Я должен идти навстречу любым их требованиям, которые не угрожают целостности России. Встреча Халида со мной целостности России не угрожает.

Мерзкий запах гари стоял даже в комнате, и Яковенко чудилось, что к нему примешан чад его сгоревших товарищей. «А он храбрый человек, – подумал Яковенко, – трус бы не поехал сейчас никуда. Даже к своему хозяину».

Генерал Плотников поднял глаза на окружающих.

– Сделайте же что-нибудь! – сорвался на крик генерал, – я должен доложить в Кремль!

Генеральный директор Кесаревского НПЗ Сергей Карневич, серый от голода и страха, стоял в железных воротах трехэтажного здания с наполовину обрушенной кровлей. Боевики гнали заложников, построив их по трое в ряд. Справа от Карневича стоял Данила Баров, левой рукой Сергей сжимал тонкие пальцы Милы.

– Чего стал, собака! Шагай!

Карневич шагнул – и понял, что внутри пахнет смертью. Это было здание старой заводской ТЭЦ, – одно из первых, построенное еще в середине прошлого века. Десять лет назад на ТЭЦ случился пожар. Пьяный ремонтник, лихо орудуя гаечным ключом, свинтил заглушку с маслопровода высокого давления. Струя раскаленного масла ударила в потолок, рабочий выронил ключ, тот стукнулся о железные плиты пола и выбил искру. Через мгновение струя масла превратилась в фонтан бьющего вверх пламени.

Один из генераторных залов сгорел весь, от фундамента до кровли. Другой уцелел и даже еще отработал две пятилетки. В прошлом году ТЭЦ остановили, генераторы вывезли из зала и бросили тут же, в снегу у ограды. Здание еще не успело развалиться полностью, одно время его отдали под гаражи, – гнездо вечно пьяных механиков, развороченных карбюраторов, выпотрошенных дизелей и старых, обтрепанных бензовозов с желтой полосой на боку и надписью «Кесаревнефтепродукт».

Теперь, ругаясь и торопясь, чеченцы загоняли в это здание заложников. Они явно нервничали, то и дело звучали короткие очереди, и казалось, в воздухе пахло отчаянием и страхом.

– Внутрь! Кому говорю, внутрь!

Два одиночных выстрела. Чей-то крик.

Внутри было просторно – куда просторней, чем в заводоуправлении, и гораздо холодней. Боевики в камуфляже стояли везде – на железных лестницах, на балюстраде, опоясывающей второй уровень, направив дула автоматов почти вертикально вниз. На стене лицом к Мекке висел огромный портрет Ленина, вышитый на алом бархате, и фанерный лозунг под ним сообщал: «Да здравствует СССР – братская семья народов!»

Братская семья давно хлесталась из автоматов, но фанерному щиту до этого не было дела. Империя развалилась, а лозунг уцелел.

Пространство бывшего машинного зала было так велико, что Карневич даже не понял, – как они собираются контролировать заложников?

– В середину! Все в центр!

Автоматная очередь гулко ударила по стенам и нервам. Через десять минут заложники сбились в кучу на месте вырванного с мясом генератора. Карневич оглядывался в поисках Хасаева. Но лидера боевиков нигде не было видно.

Серые цементные колонны переходили в крышу на высоте третьего этажа, и между заложниками и крышей на отметке второго уровня стояли чеченцы. В воздухе метались перепуганные голуби – теплая заброшенная ТЭЦ была их любимым убежищем.

– Сесть! Всем сесть! Ну!

Холод бетонного пола пробирал до костей. Карневич внезапно вспомнил слова Барова о том, что Хасаев до сих пор вел себя очень рационально. Даже со взрывчаткой его люди обращались так, словно боялись случайного сбоя больше, чем штурма. «Как же они заминируют такое пространство? – подумал Карневич. В душе внезапно вспыхнула надежда. Даже если чеченцы снова поставят среди заложников ящики с сорокакилограммовыми зарядами разминирования, на таком пространстве взрывная волна неминуемо рассеется, и у многих будет шанс остаться в живых.

В следующую секунду ворота в дальнем конце зала распахнулись, и свежий поток воздуха подхватил распяленную над ними растяжку: «Крепи ударным трудом силу Родины!» В ворота, один за другим, въехали пять двадцатитонных мазутовозов, сравнительно новых, недавно закупленных в Японии, со сверкающей черной полосой на желтом боку и с желтыми же иероглифами вдоль черной полосы.