– Как звать его?

– Флинт звал Крониным. И еще Циркачом…

– Отлично. Куда они направлялись?

Бывает так. Ты становишься противен себе. Ты думаешь, что лучше умереть, чем предать. Ты хочешь умереть вместе с дядей. И ты пытаешься быть смелым, и в последней попытке не предать ты кричишь:

– Не знаю! Ничего я больше не знаю! Мы просто перевезли их через границу! Они ушли – не знаю, куда!

– Не знаешь, значит? – человек, поймавший тебя в капкан, утыкает ствол ТТ тебе в потный висок. – Обмануть меня решил?! Сдохни, мразь!

И ты сдаешься. Ты теряешь достоинство навсегда. И ты зажмуриваешься, чтобы не видеть гневных глаз воспитавшего тебя дяди Веньяна, и ты говоришь:

– Не надо! Я видел его потом! В Лисьих Бродах! В курильне Камышовых Котов! Он ваш! Он же ваш!.. Большой начальник! В курильне проводил обыск!

– Что ты несешь? Начальник?! Макс Кронин?!

Твои зубы стучат так сильно, что ты выговариваешь не с первого раза:

– В Лисьих Бродах его называют не так.

– А как?

Ты зачем-то открываешь глаза:

– Они зовут его капитан Шутов!

– Вот молодец.

Ты слышишь два выстрела. Ты успеваешь подумать, что это убили дядю Веньяна и что кровь его на тебе. Ты удивляешься тому, как плохо стреляет майор – не смог прикончить человека с первого раза. Но это тут же становится далеким, неважным. А важно то, что ты свободен теперь. И ты встаешь и проходишь мимо майора, и мимо влетевших в допросную часовых, и мимо бегущего по коридору расхристанного лейтенанта, и никто тебя не удерживает. И ты выходишь из штаба Советской армии не на шумную харбинскую улицу, а на залитый дождем и закатом луг, такой у них, оказывается, есть тайный запасной выход.

В закатном небе с хриплыми стонами кружат утки и гуси – так низко, что задевают твою голову мягким крылом. А ты идешь босиком по теплым лужам и ручейкам, сплетающимся и расплетающимся в траве; в них отражается красное солнце, и оттого вода похожа на кровь. Ты останавливаешься и втягиваешь трепещущими ноздрями запах крови, птиц и ханшина. И ты ложишься прямо в траву, опьяненный, рядом с такими же, как ты, усталыми птицами. Вы отдохнете – а потом полетите над озером Лисьим…

– Что тут случилось?

Лейтенант ошалело переводил взгляд с одного трупа на другой. У молодого китайца был прострелен висок, у старого – лоб.

Майор Силовьев сунул ТТ в кобуру и с диковатой улыбкой сказал:

– Ошибочка вышла. Не наши это контрабандисты.

– Зачем вы их застрелили?!

– Попытка к бегству. Напали. Вынужден был применить оружие.

– Напали? – лейтенант перевел ошеломленный взгляд на майора. – Но они же в наручниках!

– А ты зубы их видел, лейтенант?.. Во! – Силовьев вдруг громко захохотал.

– Я… вынужден буду, товарищ майор, подать на вас рапорт полковнику Аристову. Считаю ваше поведение… возмутительным… и даже преступным.

– Да на здоровье, лейтенант. Подавай. Мне твоя принципиальность близка и понятна. Только сначала позволь-ка я тебе кое-что проясню. – Силовьев вынул из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок и протянул лейтенанту.

Тот развернул:

– Настоящим уведомляю, что майор Силовьев Вэ Эс… наделяется чрезвычайными полномочиями для проведения операции государственной важности… А именно…

– Да ты все не читай, там длинно, – весело перебил Силовьев. – Лучше сразу в конце смотри, там как раз про полковника: «включая физическое устранение лиц, препятствующих и тэ дэ». И еще смотри, кем подписано.

Лейтенант вдруг сглотнул так громко, как будто в горле у него лопнул воздушный шарик.

– То-то, – Силовьев вынул листок из трясущейся лейтенантской руки. – Ты, кстати, знаешь, что самурай, предавший своего господина, называется ронин?

– Никак нет, – ответил лейтенант хрипло.

– Я тоже только недавно узнал. – Силовьев перешагнул через тело молодого китайца и направился к выходу. – Как фамилия твоя, я забыл?

– Базанов.

– Ты прибери здесь, Базанов. А потом ко мне приходи. Обсудим с тобой вопросы государственной важности.

Он был полностью готов. Отсюда, из леса, обратно в штаб он уже не вернется. Все с собой – провизия, смена одежды, оружие. Он оставил «виллис» у кромки леса в надежном месте. Теперь нужно только взять чемодан с деньгами и золотом. И – пора. Пора, мой друг, пора… Как там дальше?.. Покоя сердце просит… И что-то там еще… И что-то там уносит…

Он не предатель, нет. Майор Бойко – это вам не предатель. Просто война закончилась. Он победил – и имеет право на счастье. Или хотя бы на покой и на волю. План остался, в сущности, прежним. Для начала через Гуань Фу и его бандитов в Шанхай. Оттуда в Австралию. Собирались рвануть с Олежкой Деевым. Но тут уж вышло как вышло. Деев сам виноват. Как там у Пушкина? А мы с тобой вдвоем… чего-то тра-та-та… И глядь – как раз умрем… Чуть впереди и справа, там, где тропа ныряла в заросли сухостоя, хрустнула ветка. Бойко метнулся за ствол раскидистой ели.

Тридцать секунд спустя мимо него по тропе прошел капитан Шутов с увесистым рюкзаком. То есть не Шутов и не капитан, а кто он там есть – Максим Кронин, враг народа, диверсант, беглый зэк… Все одно – крыса. Бойко застыл, стараясь не дышать и не шевелиться. Не стоит попадаться на глаза крысе, когда замыслил побег: она может вцепиться в ногу.

А впрочем, майору на крысу грех жаловаться. Этот урка, как ни крути, его счастливый билет. Если бы настоящий капитан Шутов приехал в город живым, майора Бойко в живых бы уже точно не было. При мысли о настоящем Шутове к горлу подкатила тошнота. Майор вспомнил рассеченное надвое, разложившееся, безголовое тело, которое он ночью собственноручно вытащил из здания банка, замотал в брезент, отвез на «виллисе» к дикому песчаному пляжу у озера и зарыл, надеясь, что в этот раз капитан обретет покой. Машина разве что после него будет пованивать. Но это ничего. Это выветрится, если ехать с открытыми окнами.

Бойко не знал и знать не хотел, как и зачем труп смершевца оказался вдруг в Лисьих Бродах. Это его не касалось. Чужое безумие. Чужие души. Чужие потемки. Только вот труп особиста – совсем не то, что облегчило бы майору побег. Труп особиста – это новые особисты. Они же как тараканы. Одного прихлопнешь – семеро набегут… Так что он выполнил эту грязную работу по поручению Ламы. Да, он не гордый. А грязная работа стоила своего грязного золота.

Когда диверсант Максим Кронин скрылся из виду, майор Бойко выбрался из укрытия и пошагал по тропе под похоронный гул колокола: кумирня, где местные молились каким-то тварям, была уже близко. А от кумирни до тайника – всего ничего.

Привычно взобравшись по кряжистым ветвям столетнего дуба, Бойко сунул руку в обширное, похожее на пустую глазницу великана, дупло. Там было пусто. Под гул и стук взбесившейся в ушах крови он вспомнил рюкзак за плечами Кронина, такой большой, что туда легко мог влезть его кожаный чемоданчик. Вот, значит… Ах ты ж сука, вошь лагерная. Унес.