– Я не видел, – ответил хороксай. – Если и есть, то в тылу.

– Надо выступать. – Тевур смотрел на ревущее впереди пламя, и его взгляд наливался тьмой.

– Думается мне, идём мы на погибель, – просипел Мулак, стараясь не смотреть на хана.

Тевур хмуро взглянул на военного советника.

– Можешь отправиться к великому князю, – проговорил. – Я знаю, как ты боишься погибнуть от рук Тьмы.

– Я не боюсь, – поджал губы старый лис. – Я предостерегаю вас от поспешных действий.

– Адар? – Тевур повернулся к военачальнику.

– Я тоже полагаю, что опускать огонь нужно только перед живыми, – сказал воин.

– Ворон? – Тевур взглянул на военачальника сварогинов.

– Я считаю, огонь вовсе не нужно опускать. – Ворон посмотрел на хмурого хана. – Лучшая битва та – которой не было. – Станислав, восседающий рядом с Вороном, согласился с ним.

– Яромир? – спросил Тевур мощного седого сварогина, лучшего друга Мухомы и одного из самых надёжных воинов.

– Я согласен с Вороном – надо ждать их первого шага, – пробасил северянин.

«Который может быть ещё более губительным для нас», – подумал Тевур, но вслух не сказал.

– Трубите в рог, – велел Тевур.

Холодный зов боевого рога прокатился по долине, и за войском Тевура вспыхнула стена пламени Хорохая, что отделила основные силы Нового Каганата от войска Мухомы Зайца – внутренней обороны.

– А теперь будем ждать, что явит нам Тьма, – велел великий хан.

Но навьи не нападали – будто не смели нарушить покой Хорохая.

Вдруг неясное предчувствие охватило Чакре льдом: новое Слово Гор – истинное оружие Тьмы. Почему он понял это так поздно? Почему… Не успел хороксай обратиться к хану, как земля содрогнулась так, что лошади, испугавшись, заржали и нарушили строй – люди едва удержали коней.

Стая чёрных птиц с криком пролетела над войском.

– Великий хан! – Мулак указывал на горы, и Тевур, обернувшись, застыл: гряда, дрожа в первых солнечных лучах, сбрасывала с себя камни, что падали с невыносимым грохотом.

Земля сотряслась ещё, и одна из ближайших вершин Рифея, расколовшись надвое, выдохнула чёрный дым.

– Великий Тенгри, – прошептал Тевур.

– Отец Сварог, – Яромир не мог отвести глаз от рушащихся гор, – Яра, сын… – Воину страшно было думать о том, что будет, если горы рухнут – в Новом Каганате не выживет никто. Больше всего Яромиру хотелось оставить строй и помчаться на помощь семье, схватить Яру и Любозара в охапку и мчать как можно дальше… Но стена огня, отделяющая его от Долемира, не пропустит без Слова ксаев.

* * *

Фросья вместе с Ясной, Ярой, Любозаром, Белозёром и Гоенегом спустилась в тускло освещённый Сварожичем большой погреб Свагобора: в подземелье царил полумрак, и освещённые синим светом беженцы казались навьями. Ясна невольно всхлипнула, прижимаясь к матери; витязи и слуги так и не покинули княгиню, как бы она ни старалась отправить мужей на войну к Мухоме.

С потолка и стен осыпался песок; Ясна крепче обняла мать, Белозёр обратился к Сварогу, Любомир схватился за Яру, как вдруг землетрясение пошатнуло мир…

* * *

Лошадь под Мухомой Зайцем взбеленилась так, что сбросила князя на землю. Но конь не проскакал и сажени, как рухнул оземь от земной дрожи.

Мухома, невзирая на боль в боку, попытался подняться, но у него не получилось: земля тряслась. Князь оглянулся: строй армии был нарушен, люди падали с перепуганных коней; рядом пытался встать хан Мюрид, лошадь которого ускакала тоже. Бердебекка Мухома не видел.

– Тахир кавара (Тьма пришла), – просипел Мюрид на илаче, но Заяц его понял.

И тут земля сотряслась так, что с расколовшейся вершины горы полетели камни, сбивая по дороге другие и превращаясь в смертельный оползень. Чёрный дым, выдыхаемый горами, обращался в сотканных из мрака явившихся из Нижнего Мира птиц, что устремились к войскам.

– Отец Сварог, – выдохнул Заяц, видя, как вдалеке, за ещё одной стеной Хорохая, рушится от землетрясения Долемир. – Фросья, Ясна… родные мои… – князю казалось, что от ужаса его тело покрывается льдом, дыхание перехватило и закружилась голова.

Мухома заставил себя встать. Вокруг царила паника: люди не понимали, что происходит и куда бежать от творящегося безумия.

«Это ловушка, – со слезами на глазах думал Мухома, смотря на то, как расколовшиеся вершины исторгают из себя чёрный дым, из которого вылетают птицы. – Тьма… Тьма окружила нас. Спасения нет. Фросья. Дочка…»

Землетрясение стихло, и целое войско Стражей Неяви летело к живым, неся на своих крыльях холод и смерть.

Мухома побежал в сторону Долемира, но порыв леденящего ветра сбил его с ног, и князь упал.

Когда Мухома, открыв глаза, взглянул на небо, он оцепенел, так и не поднявшись: мир заволокла Тьма. Не ночная тьма, а иная, непроглядная. Чёрные птицы, тянувшие её за собой, тушили ею огонь Хорохая…

– Вставать, великий князь! – проговорили рядом, и Мухома, вздрогнув, обернулся: невесть откуда взявшийся Бердебекк стоял рядом и протягивал ему руку. – Надо строить войска и спасать люди. Без нас они не справятся.

Мухома Заяц, с трудом понимая, что происходит, поднялся, опираясь на сильную руку полноватого хана. Бок отозвался болью, и Заяц чуть не упал вновь.

– Ты ранить? – нахмурился Бердебекк.

– Несильно, – ответил Мухома, думая о том, что сломал рёбра, когда упал с лошади.

– Мы должны их спасать, – хан указал рукой на разрозненных и сбитых паникой людей, что некогда были войском. – Мы должны детей защищать, насмерть стоять, а не помирать от страх.

Мухома еле кивнул.

– Мы собрать войско и окружить Хизр и со стороны гор тоже, – говорил Бердебекк, и Мухома кивал ему. Война – не великие соборы и не торговля, и в ней Заяц был слаб. Да и меча, чего таить, Мухома никогда должным образом не держал, полагая, что острого ума для жизни более чем достаточно.

Заяц, пытаясь совладать с собой, шёл за Бердебекком, который, остановившись у какого-то обезумевшего от ужаса колосая, отвесил воину хорошую оплеуху и что-то прокричал на илаче, отчего витязь тут же собрался, отстегнул от поясной сумки рог и протрубил в него.

– Тьма пришла, – просипел, поднимаясь, ловчий ксай Тохагу и поковылял к хану Бердебекку, Мухоме Зайцу и подошедшему к ним Мюриду, подле которых, невзирая на дрожь земли, строились воины.

* * *

– Тьма пришла, – прошептал Станислав, поднимаясь, – и его сбросила лошадь.

Вокруг царила сумятица: во тьме затихал огонь Хорохая, ржали взбесившиеся кони, паниковали люди – волхв не понимал, что происходит, пока звук далёкого горна не привёл его в чувство. Горн протрубил ещё, на этот раз близко – Станислав встал и оглянулся: великий хан Тевур призывал людей восстановить строй. Станислав видел, как над войском летели серебристые Птицы Духа ксаев и чёрные мощные птицы, за которыми следовали мрак и холод, усмирявшие стену огня, и Птицы Духов не могли остановить птиц Неяви.