— Горе тому, кто слеп! — безжалостно ответил голос.

— Эй, ты! Ты! — завопил Жослен. — А ну-ка стой! Не смей исчезать! Скажи мне! Скажи мне, кто...

Он умолял и грозил, но напрасно, сатана не откликался, он оставил рыцаря, посеяв в душе его смятение. Но всё же одно было хорошо, силы зла отступили. В подтверждение того тьма рассеялась, пылавший вдалеке город исчез, солнце ушло, утонуло за горами, растворилось в мареве над Мёртвым морем, оставив после себя только зарево. Впереди на далёком холме Жослен увидел замок размером не более чечевичного зерна. Гонец пришпорил жеребца, и конь, которого рыцарь, как мог, щадил в безумной скачке, понял, что настал его черед.

Едва рассвело, один из стражников на северной стене Керака, бросив привычный взгляд на пустынные холмы, замер, потом отвернулся, но, спустя немного времени, вновь посмотрел в том же направлении и перекрестился.

— Смотри-ка, Симон, — окликнул он одного из товарищей и указал на дорогу: — Никак чёрный рыцарь?

— Болтаешь! — рассердился солдат. — Взбрело с перепоя!

— Какого перепоя? — искренне обиделся тот. Понять его можно — когда это кому что-нибудь мерещилось от ковша воды? — Протри глаза! Я верно говорю!

Симон всё же последовал совету и, открыв рот, проговорил: — Точно...

Тут одетого во всё чёрное всадника, бессильно припавшего к гриве идущего шагом вороного коня, заметили и остальные.

— Демон! — Многие в суеверном ужасе закрестились. — Чур меня, чур!

— Сарацин!

— Мёртвый?

— К нам идёт? — воскликнул кто-то не то со страхом, не то с удивлением и в следующее мгновение добавил, расплываясь в дурашливой улыбке: — Да это же Бювьер!

Конь, точно услышав собственное имя, — чего никак не могло произойти на таком расстоянии, — остановился и закивал головой, а всадник, сидевший на нём, неожиданно встрепенулся и, медленно, точно поддерживаемый чьими-то невидимыми руками, сполз с седла на землю.

Стражники всполошились, старший помчался докладывать марешалю, тот нашёл нужным известить сеньора. Пока суть да дело, Жослена втащили в замок и начали приводить в чувство: обильно оросили водой, влили в рот вина. Наконец посланец открыл глаза и, увидев лицо склонившегося над ним Ренольда, проговорил:

— Король скончался.

Когда утихли возгласы гурьбой обступивших Храмовника воинов, он облизал губы и попросил:

— Пусть все уйдут, государь.

— Отойдите все, — приказал Ренольд и, когда солдаты исполнили повеление, обратился к Жослену: — Говори.

— Её сиятельство графиня Агнесса послала меня сказать, чтобы вы немедленно выступали в Иерусалим.

Князь всё понял.

— А остальные? — спросил он.

— Какой сегодня день?

— Четвёртый от календ[94].

— Успел, — блаженно улыбаясь, произнёс гонец. — К тамплиерам и патриарху послали. В Декадой тоже. Не теряйте времени, мессир.

Времени не терял никто, кроме разве что бальи Иерусалима, графа Раймунда. И очень зря, потому что его коллега-попечитель и не думал уезжать из Акры. Вверив тело умершего монарха тамплиерам, которые и повезли скорбный груз в столицу, граф Эдесский принялся действовать решительно, как никогда прежде.

Как ни мала была дружина, находившаяся в распоряжении сенешаля, как ни скромен отряд коннетабля Аморика, вызванного в Акру Раймундом, всё же соединённых сил сторонников Куртенэ оказалось достаточно, чтобы именем королевы Сибиллы захватить Тир и Бейрут, главные прибрежные города, расположенные к северу от второй столицы. Теперь лишь один Сидон контролировался сторонником Раймунда, бароном Ренольдом.

В Иерусалим входили войска сеньора Петры и графа Аскалона, стягивали силы храмовники. Магистра братства святого Иоанна известие о смерти Бальдуэнета застало в главной резиденции Госпиталя. Город бурлил, как горная река весной. Общественное мнение явно склонялось на сторону старшей дочери короля Аморика: трое из четырёх жителей хотели видеть королевой именно её. «Королева Сибилла! Да здравствует королева Сибилла!» — кричали они всё чаще.

Королева? Между ней и короной теперь стоял лишь один человек — глава иоаннитов Рожер де Мулен.

А раз так, можно сказать, что трон находился всего в нескольких шагах от Сибиллы. Несмотря на то что сама она, слабая женщина, со свитой оставалась в королевском дворце, набольшие мужи Утремера, желавшие видеть её своей госпожой, собрались во дворце патриарха, то есть не более чем в сотне туазов от резиденции госпитальеров, где находился недостающий ключ. И что ещё более обидно, для того, чтобы доставить хозяина в Церковь Святого Гроба Господня, где и полагалось происходить коронации, коню магистра Рожера пришлось бы сделать всего десяток-другой шагов, так как эта самая церковь находилась рядом с Госпиталем. Однако, к немалой досаде Ираклия, его вельможных гостей и принцессы, отправляться в столь «далёкое» путешествие третий ключник не спешил.

К нему, естественно, посылали, и не раз. Патриарх не погнушался лично поинтересоваться намерениями мэтра Рожера и использовал, казалось, уже всё своё безграничное обаяние, дабы уговорить его составить себе компанию в богоугодном деле, негоже, мол, государству оставаться в такой острый момент без короля, так оно-де всё равно, что тело без головы, что войско без знамени. Когда магистр иоаннитов напомнил Ираклию клятву, данную Бальдуэну ле Мезелю, верховный святитель Утремера счёл это за издевательство, но стерпел, предложив собственные услуги для того, чтобы разрешить магистра от клятвы и таким образом снять с его души тяжкий груз.

Рожер вежливо отказался.

Тогда попытал счастья Жерар де Ридфор. Он решил зайти с другой стороны, напомнил про дружбу, которая при нём и храбром и славном рыцаре, каким все тамплиеры, несомненно, считают нынешнего магистра Госпиталя, пышным цветом расцвела между обоими братствами, постоянно враждовавшими в прежние времена. Иоаннит ответил, что также очень ценит благорасположение храмовников и в особенности их главы к братьям-госпитальерам, но не может нарушить клятву, данную королю при последнем часе его.

Брат Жерар покинул брата Рожера в состоянии крайнего озлобления и уходя бормотал что-то относительно того, что не забудет «добра», но всё без толку. Наступал черёд Гюи и Ренольда.

— Может быть, просто прирезать этого упрямца да взять его ключ?! — со свойственной ему решительностью осведомился у собравшихся муж соискательницы престола — Что вы на меня так смотрите, господа?

— Помолчали бы вы, мессир, — попросил гранмэтр Храма насколько возможно спокойнее и шёпотом добавил: — К дьяволу. И вообще, пошли бы вы... проведали её высочество.

— Мессир! — взвился Гюи, краснея до корней прекрасных светлых волос. — Мессир! Вы... вы...

Патриарх попытался успокоить обоих рыцарей.

— Господа?! Господа?! — запричитал он. — Ну что вы, господа?!