Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это самое завораживающее, что мне доводилось видеть в жизни, — голос Ливии казался измотанным. Она сделала паузу, задумчиво взглянув в лобовое окно, и вздохнула, когда я завёл машину и выехал с парковки. — Несмотря на красоту и величие, возникает страх. Особенно, когда рядом есть шутник, рискующий собственной шкурой…
«Ты всегда будешь проигрывать, ангел, а я буду твоим палачом и доказательством тому, что тьма играет грязно и нарушает правила».
Глава 43. Утонуть в твоем омуте
Пока я угасаю, в тебе появляется искра. Ты мучаешь меня своими сомнениями. Я сожгла все мосты и взломала замки, но я бессильна в твоем рабстве. Когда я задыхаюсь от пламени, ты зажигаешь факел. Ты рад моим поражениям… А я иду босиком по полю мечей.
Ливия
В салоне автомобиля работал кондиционер, но меня по-прежнему окутывал своеобразный кокон изо льда. Под одеждой бегали противные мурашки, только я старалась не показывать, что нехороший осадок отпечатался и сохранился в мозговом отсеке. Перед глазами безумный парень, а за ним — глубокие воды Атлантики, потоки ледяного ветра и ошеломительная высота. Я знала, что Лавлес не дружит с головой, но сегодня он просто убил своим безрассудством. В Ирландии ветряная погода — типичное явление, но на клифах в туман и дождь ветер усиливался в разы, пугая воздушными ударами, словно предупреждал — шутки с ним плохи. Может, он выбил из головы Лавлеса все мозги и бросил в Атлантику? Этот ненормальный человек просто не знал о чувстве самосохранения. Сердце до сих пор билось быстрее обычного, но на обрыве, когда жесткий ветер хлестал по лицу, я пережила маленькую смерть. Вместе с восхищением от поразительной природы, поселилось скверное чувство, что могло произойти непоправимое. Не могу отделаться от назойливой мысли, что это очередная игра или проверка, которую я успешно сдала. Чего он ждал, что я струшу и пойду на попятную? Испугаюсь? Или хотел удостовериться в верности и самоотдаче? В кафе под воздействием эмоций я чуть ли не призналась, что являюсь одним из неизлечимых пациентов, который безответно заболел человеком. Как можно было совершить такую оплошность? Лавлес не дурак… Чего только стоило его каменное выражение и ступор, после услышанного. Я чуть сквозь землю от стыда не провалилась, когда увидела его тяжелый взгляд. Дурацкие чувства и необдуманные порывы, которые иногда подводят и ставят в неловкое положение. Может, поэтому он спросил, не боюсь ли я стоять над пропастью, ходить по лезвию ножа, играть со смертью, но с ним? Поступки Габриэля не укладываются в голове и не поддаются анализу. Возможно, он желал получить максимум от поездки и зарядиться порцией адреналина, поэтому бросил вызов неблагоприятным погодным условиям и скалам. Не знаю, зато я убедилась наверняка, что влюбленная дурочка, которой можно отлично манипулировать, а Лавлес — псих.
«Осборн, ты просто мастерски грызешь мозг, хватит уже истязать себя», — дала мысленно команду и взяла в руки путеводитель, где сделала несколько пометок. Жаль, что у нас мало времени, не успеем объездить все интересные достопримечательности. Возможно, я вернусь когда-нибудь в Ирландию и устрою путешествие, не думая о «графиках, папарацци, фанатах» и прочей фигне, которая могла бы мешать наслаждаться отдыхом.
Автомобиль двигался по узкому серпантину: с одной стороны горы, с другой — океан, огражденный низким каменным заборчиком. Вода, будто играла с небом, принимала те же оттенки серо-синего, оранжево-багряного, словно хамелеон — и не разглядишь, как они сливаются в одно целое. Наш путь лежал обратно на восток — лесистую долину Глендалох в горах Уиклоу. Одно из самых мистических мест, обвитое множеством легенд и сказаний.
Большая часть поездки прошла в молчании, только музыка разбавляла неоднозначное настроение после утесов. Да, Лавлес добился должного эффекта — этот эпизод еще долго будет маячить перед глазами и вызывать ужас. Я смотрела на мелькающие за окном пейзажи и необычайно красивый закат. Небо преобразилось — на горизонте расцветали рубиновые разводы и смешивались с холодной синевой.
— Эй, Осборн, ты чего притихла? — вышел из двухчасовой спячки Лавлес. — Обиделась?
— На умственно отсталых людей не обижаются, им сочувствуют, — проворчала в ответ, Габриэль хмыкнул, назвал меня неудовлетворенной злючкой и предложил реабилитировать ситуацию. «Разгоню тучки в твоем небе», — сказал недоделанный синоптик, но от бесплатной услуги я отказалась и отвернулась — пусть ведет диалог с собой любимым.
На небе растекалась невероятная палитра, будто кто-то по неосторожности разлил банки с разной краской. На сапфировом бархате оставались алые мазки и превращались в полупрозрачные розовые полосы.
— Ты так усердно палишь в окно… Устанавливаешь связь с космосом? — продолжал свой троллинг дурацкий гитарист. Лучше бы дальше помалкивал, раздражает.
— Да, именно этим занимаюсь, — произнесла тем же тоном, покосившись на липучку.
— Вызываешь НЛО?
— Угу, чтобы поскорее тебя вернули на планету придурков, откуда ты родом, — на мое заявление, Лавлес только громко хрюкнул, в нефритовых глазах загорелся азарт.
— Не будешь даже скучать?
— С чего бы? Избавлюсь от назойливого извращенца…
— … которого ты хочешь даже во сне, — поддел надоедливый баран и злорадно усмехнулся. — Кто еще из нас извращенец, детка.
Я вспыхнула и покраснела до корней волос. Он просто блефует, не могла же я так… Воздух в салоне будто потяжелел, когда в голове воспроизводилась вчерашняя ночь. Если бы не веселые дни, я бы точно растворилась в поцелуях и поддалась соблазну, который опутывал сознание и тело, как стебли лианы. Неужели я настолько попала под влияние Габриэля, что согласилась бы заняться этим в доме его матери? Когда он прикасается, я мысленно кричу: «Не останавливайся», но спасает только чудо — ночные звонки, внезапные женские дни, какие-то нелепые случаи. Я бы уже давно безвозвратно утонула в Габриэле, мне словно дается отсрочка, чтобы не уйти в темный омут с головой. Тогда я потеряю шанс выплыть.
— Это твои пошлые фантазии, — сказала я, вкладывая в голос как можно больше безразличия, хотя внутри кипела от волнения.
— Мои или твои? — издевался приставучий клещ. — Признайся, Ливия, что хочешь повторения. Три года воздержания, — он издал притворно-тяжелый вздох, а мои брови поползли на лоб. — Немало.
Я развернулась и уставилась на ухмыляющегося Лавлеса. Как же бесит его уверенная улыбочка! Долбаный всезнайка! Нет, надо быть более хладнокровной и не реагировать, я же сама себя выдаю. Самое отстойное — он прав. Это оскорбительно и обидно втройне!
— Правда? — спокойно спросила и улыбнулась. — Где же это написано, позволь узнать?
— На твоем