хотела тебя прикончить! — оборонялась она, тыкая средний палец не разворачиваясь.

Не было… Она сказала другое слово. Я лежал и думал только о том, чтобы Ливии не пришлось испытать все оттенки моей больной эгоистичной натуры. Но уже поздно — она в ловушке.

Глава 42. 200 метров до смерти

Я в состоянии войны со всем миром, который пытается затащить меня во тьму. Я борюсь, чтобы найти свою веру, и постепенно выскальзываю из твоих объятий… Просыпаюсь, просыпаюсь… В темноте я чувствую тебя во сне… В твоих объятиях я чувствую, как ты вдыхаешь в меня жизнь… Никогда не выпускай из рук это сердце, которое я вручу тебе… Я буду жить ради тебя вечно, но в другом мире.

Skillet «Awake And Alive» (Remix)

Оззи

Колючка вновь отправляла меня ночевать на полу, когда мы поужинали и поднялись на второй этаж. Она сидела на кровати, поджав под себя ноги, и прижимала подушку, а я расхаживал по мансарде и поддразнивал ее.

— Вдруг ты нападешь ночью, покушаясь на мое тело? — из груди рвался громкий хохот, когда девушка надувалась, напоминая сыча. — Вчера ты уже предприняла такую попытку при свидетелях.

— Я могу покушаться только на твою шею, чтобы придушить, — Ливия повернулась спиной, накрываясь одеялом, и выключила светильник. Комната погрузилась во мрак, только из окон пробивался слабый свет, и завывал атлантический ветер. Я лег рядом, облокачиваясь на локоть, вторую руку запустил под одеяло и ущипнул ее за пятую точку. Колючка вскочила, как ошпаренная, и между нами завязалась небольшая потасовка, где я оказался победителем — кто бы сомневался — а фыркающая Ливия, из которой лился поток нецензурной брани, действующий на меня не так, как она желала, проигравшей. Я подмял ее под себя и заткнул дерзкий рот требовательным поцелуем. Сначала Осборн сопротивлялась, даже укусила за губу, только больше возбуждая, но затем притихла, расслабилась и покорно отдалась ласкам. Руки скользили по плавным изгибам, задевали грудь под тонкой тканью и двигались ниже. Я покрывал ее скулу воздушными поцелуями, спускаясь к шее, и ласкал чувствительное место языком. Уже конкретно рвало крышу от почти двухнедельного воздержания, особенно, когда Ливия лежала подо мной такая податливая и соблазнительная. Это реально казалось навязчивой идеей — скорее ощутить ее всю, почувствовать, как она дрожит и стонет. Просыпалось первобытное и дикое чувство обладать и подчинять волю. Я словно боролся с тенью, когда пытался утихомирить непрекращающуюся внутреннюю войну. Невозможно, искушение столь велико, что автоматически попадаешь в зону проигравших. Мучительная, невыносимая пытка, когда оказываешься в плену губ и рук… Невыносимая и такая сладкая… Мучительная и самая желанная цель… Что хочешь быть пленником вечно.

Сколько бесплатных идеальных тел испробовали мои пальцы? Сколько глухих стонов слышали уши? Они казались безликими. Когда утоляешь плоть, взамен даришь равнодушие. Поэтому я не запоминал ни имён, ни лиц, ни голоса… Кто кричал на мне месяц назад или два. Когда нуждаешься только в красивом теле, не интересно, что внутри. Они знали на что идут и соглашались. Это только их выбор — становиться толчком.

С Ливией действовали другие законы и правила, потому что я не только хотел брать, но и отдавать. Долбанное притяжение и законы физики с противоположностями. Каждая мышца ноет и жаждет одного — освобождения. Ливия… Ливия… Мой хрупкий запачканный чёрным ангел. Только с ней мятежная душа находит покой.

— Это дом твоей мамы, — прошептала Ливия, тяжело дыша, когда мне хотелось жестко войти в нее, без всякой нежности и показать, чего на самом деле она желает.

— И что? — плевал я, где мы находимся. Сейчас волновала только колючка и собственные ощущения, которые вовсю бушевали рядом с ней.

— Так нельзя… — бормотала Ливия, но ее тело говорило совершенно другое, а пальцы путались в моих волосах и гладили плечи. «Нельзя сводить меня с ума, малышка, дразнить и каждый раз обламывать. Ты же не думаешь, что я оставлю это безнаказанным? Милая Ливия, я отыграюсь сполна за то, что ты заставляешь меня сейчас испытывать».

— Не знаю такого слова, — улыбнулся, целуя ее за ухом. «Если потребуется, я заставлю стереть его из твоей головы, Ливия». Ее стеснение граничило со страстной натурой, и чем дольше она прятала вторую сторону, тем скорее хотелось познать каждый миллиметр.

— Все равно погода еще не изменилась, — в голосе Ливии слышалось одновременно разочарование и насмешка.

— Ты отлично портишь момент, Осборн, — сердито бросил и отстранился, запечатляя на губах легкий поцелуй. Ну, блять, что за *бучее невезенье?! Мое состояние еще хуже, чем в стеклянном доме, когда колючка сказала о гостях и неожиданных осадках. Я перевернулся на спину, подавляя дикое желание сейчас что-то сломать и несколько минут проклинал красные женские дни. Я безумно хотел единственную девушку, из-за которой терял контроль, но каждый чертов раз что-то мешало. Каждый, *баный, мать его, раз. Если бы она знала, чего стоило затушить этот гребаный огонь, спать в обнимку, но думать о том, как бы я ее будил… или просто не давал спать.

Я пялился тупо в потолок, затем приоткрыл окно и закурил, ощущая, как она смотрит.

— Почему именно фото? — спросил, поглядывая на девушку, и выпустил дым, который сразу подхватил ветер и унес в неизвестность.

Ливия пожала плечами, отвела задумчиво взгляд и тихо сказала:

— Потому что у фотографа есть уникальная способность видеть живые эмоции людей, а фотографии являются доказательством грустных и радостных событий. Человек умрет, но будет жить на снимках.

Я сосредоточенно слушал, смотрел вдаль, где холодные волны омывали скалы, и сквозь тучи не проступали звезды и луна. Только манящая темнота взывала в свои объятия, но я слишком долго отказывался от света и тепла, поэтому закрыл окно и вернулся к Ливии.

— Расскажешь еще какие-то истории, связанные с фото? — устроился удобнее рядом, подкладывая руку под голову и разглядывая ее лицо.

Ливия лежала на животе, водила пальцами по моей коже, пробуждая приятную дрожь, и над чем-то размышляла.

— На курсах мы проходили полный анализ ста фотографий, изменивших мир, из списка журнала Time. В основном в него вошли кадры, сделанные во время войн, терроров, катаклизмов, где… — она запнулась, мрак прятал эмоции, но я чувствовал ее напряжение и слышал, как дрожит голос. — Нельзя смотреть на них без слез и оставаться равнодушным, они буквально меняли жизни, представление людей о чем-либо и мировоззрение в целом. Какие-то кадры оказались первыми в своем роде, сделанные случайными людьми и ставшими свидетелями ужасных событий, смертей, —