перемены, а с ними – такой человек, который бы и положение исправил, и устраивал бы всех: царя с «царицкой», Распутина с Симановичем, Вырубову с ее сложным окружением, и к которому лояльно бы отнеслась Государственная дума…

Так после десяти лет позорного небытия на поверхность вновь всплыл Штюрмер.

Вообще-то Распутин Штюрмера не знал, но это не беда, главное – Штюрмера знал Симанович. Симанович все больше и больше брал власть над «старцем», щедро отваливал купюры «дочкам на цацки» и проталкивал через пьяного Распутина разные свои – и не только свои – проекты.

Государь, занятый делами на фронте, часто принимал неверные решения – гораздо чаще, чем раньше. Ему некогда было приехать в Петроград, разобраться во всем – он верил письмам жены. А та чуть ли не в каждом послании требовала перетасовок в правительстве, окружала себя неверными людьми – Альхен боялась жить в России, боялась грядущего.

И она сама, и Николай, и Штюрмер, которому сейчас под задницу так старательно придвигали премьерское кресло, и разные там Андронниковы Побирушки, «Манасевичи с Мануйловыми», Хвостовы и многие другие подталкивали Россию к пропасти, засовывали ее в кипящий котел.

Штюрмер стал премьером. Распутин превзошел самого себя, вытащил за жиденькие рыжие волосы человека, репутацию которого невозможно было исправить ничем – такую репутацию не в силах была исправить даже могила. А Штюрмер вылез и благополучно вскарабкался в кресло премьера, так услужливо ему придвинутое. Царь, похоже, забыл обо всем – и о лихом воровстве бывшего ярославского губернатора, и о его издевательствах над крестьянами, и об ошеломляющих результатах ревизии, и о собственной резолюции, поставленной на документах.

Причем Штюрмер не просто вскарабкался в премьерское кресло – он прихватил еще и хвостовский портфель министра внутренних дел. Белецкому, который все сделал для того, чтобы спихнуть своего шефа, достался лишь воздух – и ничего, кроме воздуха да романтического тумана, сдобренного ароматными травками бурятского доктора Бадмаева, у которого паслись все высшие российские чиновники, да здорово пахнущие алкоголем обещания Распутина: «Все, Степан Петров, будет в порядке!»

Распутин забыл даже такую вещь, как служебная щедрость Белецкого: Хвостов распорядился выплачивать «старцу» из эмвэдэшной кассы три тысячи рублей в месяц, а Белецкий перекрыл распоряжение Хвостова своим приказом: выплачивать Распутину пять тысяч. Из особых секретных фондов… Все забыл чернобородый демон, все!

Распутину нравилось варить на медленном огне кашу.

– Из моей кирзухи много чего интересного может получиться, – говорил он с удовольствием и потирал руки, – такого гоголя-моголя иногда наготовлю, что аукается не только у меня на Гороховой, а и даже в Покровском, и гораздо дальше. Кр-расота!

Он был прав.

Пробыл Штюрмер в своем кресле недолго, но орденов успел нахватать столько, что они не помещались у него на пиджаке. С февраля по ноябрь 1916 года – десятка два, не меньше.

Я долго держал в руках личное дело Штюрмера, когда дошел до наградного раздела. Орденский список в этом деле – самый внушительный, в несколько раз больше биографии премьера. Все добрые деяния Штюрмера занимали одну строчку, а список орденов, полученных им, – несколько страниц.

Мне это было, дорогой читатель, интересно. Если Вы позволите, я, пожалуй, приведу его. Итак, Штюрмер оказался кавалером орденов российских – Святого Александра Невского с бриллиантовыми украшениями, Белого Орла, Святого Владимира второй, третьей и четвертой степеней, Святой Анны первой и второй степеней, Святого Станислава первой и второй степеней и иностранных (по списку личного дела): шведского – Полярной Звезды командорского креста; греческих – Спасителя третьей и четвертой степеней; саксонского – Альбрехта офицерского креста; ольденбургского – Петра-Фридриха-Людвига офицерского креста; персидских – Льва и Солнца второй степени со звездою и четвертой степени; черногорских – князя Даниила Первого второй степени со звездою и третьей степени; турецких – Меджидие первой и четвертой степеней и Османие третьей степени; французских – Почетного легиона кавалерского, офицерского и командорского крестов; итальянских – Святого Маврикия и Лазаря кавалерского и командорского крестов; прусских – Короны второй степени и Большого креста, Короны второй степени со звездою; шведско-норвежского – Полярной Звезды командорского креста второго класса; вюртембергского – Короны кавалерского креста второго класса; бельгийского – Леопольда офицерского креста; японских – Восходящего солнца первой степени, украшенного цветами пауловнии, и Священного сокровища первой степени; нидерландского – Дубового венка командорского креста; румынского – Короны командорского креста; монакского – Святого Карла командорского креста; саксен-альтенбургского Командорского креста второго класса; сербского – Такова второй степени со звездою; папского – Григория Великого первой степени; мекленбург-шверинского – Грифа первой степени; испанского – Изабеллы католической первой степени и великого множества (впрочем, меньше, чем орденов) различных медалей. Начиная с серебряной, отчеканенной в память царствования императора Александра Третьего, кончая маленькой медалькой, которую давали наиболее усердным служащим за отличие в трудах по землеустройству, – самой низшей в списке российских наград.

Нет, пожалуй, я ошибся: тут не два десятка орденов наберется, а целых четыре.

Кое-что Штюрмер получил конечно же, когда губернаторствовал, например, землеустроительную медальку, но большую часть – за те полгода, когда он благодаря всесильному Распутину находился у власти.

И вот еще что – перед каждым орденом стояло: «Высочайше разрешено принять и носить» – это означало, что каждый очередной орден Штюрмер принимал с разрешения самого государя, Николая Второго.

Хотя более слабого премьера в царской России последнего столетия не было.

Иногда, говорят, Распутин появлялся у Штюрмера в кабинете и, мелко, по-детски дробно похохатывая, хлопал премьера рукой по плечу:

– Ты смотри у меня, старик… Не подведи!

– Не подведу, – обещал Штюрмер и тянулся рукой к телефонному аппарату, размышляя, с каким же послом ему соединиться на этот раз, назначить аудиенцию и заодно получить очередной орден.

Вскоре он отправил в отставку давнего врага Распутина – министра иностранных дел Сергея Дмитриевича Сазонова, забрал его портфель. Немцы, например, большего подарка себе придумать не могли – Штюрмер, в отличие от Сазонова, был их человеком.

Союзники России плевались.

Распутин ликовал: хорошая каша, однако, у него получается.

Портфель министра внутренних дел также получил новый человек – Штюрмер не мог держать у себя сразу два портфеля, но получил его не Белецкий, который весь напрягся и поседел от напряжения, а серенький думский деятель Протопопов, знающий эмвэдэшную работу не больше, чем ремонт паровозов или управление телескопами Пулковской обсерватории.

Распутина начали использовать в своих интересах все, кому не лень, начиная от германских шпионов и откровенных сионистов типа Рубинштейна, кончая проворовавшимися чиновниками, изгнанными пинком со службы и теперь страстно мечтающими вернуться к потерянной кормушке.

А Белецкий понял, где он допустил ошибку: не надо было ему давать интервью «Биржевым ведомостям» о неудачной поездке Ржевского за кордон – в интервью этом он, к сожалению, не все запятые расставил точно… Поэтому и погорел. Ведь запятая, как известно, обладает огромной силой.

У Распутина появился враг, о котором «старец» раньше не подозревал, – Владимир Пуришкевич, лысый,