– Надо полагать, при помощи ключа, который вы нам вручили.

– Я не давала вам ничего подобного.

– Мы снимаем здесь комнату. Как нам входить в дом, если вы запираете дверь и не даете нам ключ?

– Я же сказала, что мои жильцы должны возвращаться в приличное время. Я не одобряю того, что вы проникаете в дом когда хотите, будто взломщики. Нет никакого убедительной причины находиться на улице в это время суток. Никакого приемлемого оправдания. А теперь, поскольку, как я уже говорила, я не давала вам ключ, объясните, как вы открыли дверь?

– Вероятно, вы забыли запереть ее.

Эвелин угрожающе шагнула вперед, сурово глядя на Ройса, и ткнула в него указательным пальцем:

– Не надо умничать, молодой человек! Вы прекрасно знаете, что дверь была заперта, и я не давала ключ никому из вас. Теперь объясняйтесь.

Ройс показал на Адриана:

– Это он.

Брови Адриана взлетели на лоб.

– Не я.

Прищурившись, Эвелин посмотрела на Ройса:

– Ты пляшешь на краю очень крутой скалы, мой мальчик.

– А что случилось с лезвием бритвы? Я спрашиваю, потому что не пляшу.

– Мне не по душе ночные интриги, которые вы плетете. И не нравится, когда меня будят посреди ночи ударами в дверь!

Ройс и Адриан изумленно переглянулись.

– Мы не стучали.

– Не вы, – пояснила Эвелин. – Тот, другой. Угрожал, что выломает дверь. Колотил в нее кулаками, и совершенно зря. Мой муж был сборщиком налогов. Он принял меры против вторжений к нам в дом. Эту дверь можно выбить только тараном. Притомившись и разозлившись, он попытался убедить меня, будто он твой брат. – Она презрительно усмехнулась. – Как будто я не вижу разницы.

– У меня нет брата, – сказал Ройс.

– Даже если бы и был, я бы его не пустила. Только не в это время суток. Я сказала ему, что мне безразлично, пусть он родня хоть самому герцогу. Слишком поздно, чтобы колотить в двери приличных людей. Если у него к тебе дело, то пусть приходит утром, как положено.

– И что он ответил? – поинтересовался Адриан.

– Он знает, что вы еще не вернулись, и тихо подождет в вашей комнате, а я могу спать дальше.

– Вы его не впустили?

Эвелин закатила глаза:

– За кого ты меня принимаешь? Разумеется, нет. Он был одет, как бандит, в темный плащ с капюшоном, и с него текло, словно он принял ванну в одежде. И он был мир. – Последнюю фразу она прошептала, словно грязный секрет. – Это доказывает, что он лгал, называясь твоим братом. Естественно, я бы не пустила в дом бесчестного мокрого мародера. Считаешь меня идиоткой? Он явно затевал что-то недоброе. Он был опасен, а пока вы живете под этой крышей, вы под моей защитой.

Птичка уцелела? И знает, где мы остановились.

Эвелин Хемсворт нисколько не напоминала телохранителя, которого выбрал бы Ройс, но следовало признать: она спасла их от самого опасного противника, что он встречал за долгие годы.

– Вскоре он ушел. – По-прежнему держа руки скрещенными на груди, вдова наклонилась к Ройсу и впилась в него взглядом. – Вам обоим лучше исправиться. Я вижу, что вы связались с плохой компанией. Вы кажетесь порядочными мальчиками, пусть и немного глуповатыми и медлительными, однако капитан городской стражи поручился за вас, и…

Ройс и Адриан подняли брови.

– Не надо удивляться. Услышав, что вас схватили стражники, я собиралась вышвырнуть вас на улицу. Но потом поговорила с капитаном Вайбергом, и он заверил, что это было недоразумение. А еще сказал, что вы двое, – она кивнула в сторону Адриана, – вместе служили. Однако в этом городе есть дурные элементы. И если не будете соблюдать осторожность, то угодите в неприятности. А нам это совершенно ни к чему, да?

– Ни к чему, мадам, – согласился Адриан.

– И больше никто не станет колотить мне в дверь посреди ночи?

– Нет, мадам, – ответил Адриан.

– И больше никакого мошенничества с моим замком, – сказала она Ройсу. – Договорились?

– Да, – кивнул он.

– Хорошо. И не опаздывайте к завтраку. Будут вафли.

У Дженни было четыре серебряных монеты с острой как бритва кромкой. Ключ представлял более серьезную проблему. Он производил шум и был из твердого металла. Кроме того, его нельзя было заточить в любом попавшемся месте, как монеты. Ими она скребла по полу, а потом прикрывала следы соломой. С ключом пришлось повозиться. Дженни требовалось сточить все зубцы, кроме самого верхнего. И для этого подходили только выступавшие камни, у которых имелся край. Камни пола были плоскими и гладкими. Дженни скребла ключом об один из трех камней, выступавших из стены. К счастью, все три были жесткими и шершавыми. А поскольку заняться ей больше было нечем, она сумела превратить ключ от сундука в полый цилиндр с единственным зубом на конце, будто на крошечной мышиной мотыге.

Через две недели работа была близка к завершению. Пальцы Дженни пульсировали от боли, костяшки были в ссадинах, две из которых покрылись струпьями. Сделав перерыв, она спрятала ключ в трещину в стене. Затем легла на солому и принялась сосать кончики пальцев, глядя в потолок. Он был оштукатурен, а местами покрашен. Краска выцвела и кое-где облупилась. В одном углу находилось старое птичье гнездо. Дженни удивилась, как птица попадала внутрь, и вскоре поняла, что дверь установили недавно.

Почему я до сих пор здесь? Почему Лео не согласился на их требования? Даже если бы ее жизни ничего не угрожало, условия Меркатор имели смысл.

Дженни знала почему. Ответ на эти вопросы был очевиден, задавать их – все равно что стоять посреди зеленого поля и гадать о цвете травы. Достаточно было опустить голову, но Дженни не хотела этого делать. Всю свою жизнь она смотрела, заставляла себя видеть то, чего не желали видеть другие. Насколько проще было бы смириться с ролью послушной дочери, не замечать фактов и притворяться, что все хорошо.

После смерти матери ее отец сильно сдал. Поскольку он делал виски, все ожидали, что Габриэль Уинтер сопьется, заползет в одну из своих бочек. Это лишь доказывало, как плохо они его знали. Отец Дженни не пил. Никогда. Даже проводя дегустации, сплевывал спиртное. Однако существовало много способов уйти от жизни, и необязательно пить, чтобы опуститься. Люди извинялись за него. Некоторые даже лгали. А были такие, кто прямо заявлял, что ее жизнь станет проще, если она отвернется.

«Выйди замуж, – советовали они. – Найди мужчину и заведи новый дом». Но Дженни знала, что это не ее судьба, во всяком случае, тогда. Даже в юном возрасте она почти не сомневалась, что останется старой девой. Поэтому Дженни игнорировала все советы. Она смотрела, она видела, она принимала вещи такими, какими они были, – а потом решила изменить их.