книгу избранных стихотв. Марии Визи) // НЖ. 2006. № 243.

Плач по зверю

Ночь наступает рано.

Но может быть еще быть

запахам дня…

Где-то несется ветер

и лай по травам,

юный ветер и лай

по весенним травам,

не защищающим жизнь.

Ты уходишь туда,

где воздух непонятного

звука и запаха, —

будто спрятанный день.

Ты уходишь к другому огню —

туда, где нет моего голоса,

туда, где нет человека

и нету зверя,

а есть тишина,

в которую ты веришь,

вечная тишина,

в которую веришь.

Ты убегаешь туда.

Я закрываю глаза,

боясь высоты твоего бега.

Огромный земной хлеб

моей нежности,

кормивший тебя на земле

горит.

И пепел стелется по травам.

Ты там, где меня нет.

И дом засыпает один,

смутно помня

запах бега, травы и листьев,

запах земли, и солнца, и тени,

запах времен года,

и запах твоего имени.

Я называю его.

Но ты не слышишь меня.

В норвичском университете

(шт. Вермонт)

Я пишу отсюда письма длинные, странные.

Много дней телефон мой молчит,

будто улетела в заморские страны я,

где лишь сосны и ступеней тяжелый гранит.

Телефон мой молчит. Но перо ворожит над бумагою,

шорох каждый вбирая и вздох.

Шлю приветы я городу с каменной влагою

и жарой, с неизменною рифмой на – ох!

Я играю вслепую здесь со студентами,

говорю: велик непонятный им русский язык.

И деревья блистают зелеными лентами,

и срываются птицы со щебетанья на крик.

Всё здесь: книги, столы, и лампы настольные

не похожи на мой домотканый уют.

Не моя Пенсильвания, не моя Калифорния,

а зеленые горы, что прямо из окон растут.

И великий отшельник – меж изгнаньем и славою —

знаю, путь свой тяжелый не здесь завершит,

где береза могучая с головою кудрявою

по-английски о чем-то мне шелестит.

Юбилейное

Вот еще один выпуск журнала.

Он живет, говорит, увлекается, – вот

отплывает снова куда-то с причала,

задыхается, падает в обморок, но живет.

Я же пью за любую его страницу:

здесь Игорь, Марина, и даже Сибирь.

В каждой строчке летают знакомые птицы —

если не соловей, то воробушек или снегирь.

Всё поет. Все поют. У каждого голос:

кто щебечет, кто заливается – иль

этот зреющий, солнечный колос

утверждает свой хлебный, хвалебнейший стиль.

Замолчат ли когда-нибудь эти страницы?

Нет, не смолкнут, коль даже уйду.

У порога какой-нибудь дальней столицы, станицы

всё равно их услышат. Найдут!

Студенческий вечер

В полуподвале – полутемно,

в нем полусмотрят кино,

полудумают вслух,

полуобитает в нем дух

из мира совсем иного —

дух моего Толстого.

В полутемном углу

сидят на полу,

в дыму иль в бреду папирос

один за другим вопрос

обсуждают вполголоса…

Полусветом окутаны волосы,

и Толстой полу —

сопротивляется злу.

Ураган над Филадельфией

Мой город спал, не ведая беды,

привык он к пригоршням воды,

а вот лавина вод обрушилась на город.

Под ветром падали мосты,

автомобили плыли, в лодки превратясь,

срывались крыши, и кричали рты

о том, что рвется с миром связь.

И о спасеньи не было и звука.

Прощался с жизнью сбившийся с пути,

до дальнего спокойного рассвета

ему, в потоке вод, не добрести,

сквозь ливень не доплыть до этого до света,

лишь тот маячит впереди.

Деревья в почву зыбкую впились,

кричат друг другу; – удержись!

Не падай, листья на землю обрушив,

они под солнцем зеленью узорных кружев

давали тень уставшим от жары камням.

Держитесь! Падать, но не нам,

живым деревьям города большого.

Корней своих мы знаем Слово.

Мы жить хотим! Не надо горя! Стой!

Пусть ураган промчится стороной

с деревьями зелеными не споря.

И на рассвете он ушел.

Из стихов о России

«Твои поезда идут в разные направления…»

Твои поезда идут в разные направления

будней, праздников, сердца, ума и души,

но если опаздывают из дальнего твоего селения —

ты не забудь про письма, пиши.

Вот ромашка цветет у тебя полевая,

и другое солнце встает, когда просыпаешься ты,

и другие дожди идут, твои луга поливая,

оберегая от зимней, опустошающей немоты.

И грачи уже прилетели в грустные твои рощицы,

опадают росы на листья и на траву.

Сколько раз я беру заморские свои ножницы,

вырезаю картинки из памяти, комкаю их и рву.

И всё равно жду тебя из дальнего твоего селения,

и письма твои, как драгоценности берегу,

подбегаю к вокзалу, не сумев унять сердцебиение,

иностранные свои строчки бормоча на бегу.

«Умно так пишут и красиво…»

Умно так пишут и красиво,

что нет России, где Россия,

а есть… Толкуют мне —

в который раз о стороне,

где родилась я, выросла и пела,

где я теряла и терпела,

где умирала и рождалась вновь,

где в каждом дереве

моя текла ведь кровь,

а лес рубили,

и красные кусты рябины

слезами терпкими цвели

в том крае неба и земли,

который я зову Россией.