Будущие последствия были непредсказуемы, но могли стать тяжелыми. Ливни в мире могли стать обильнее, а грозы сильнее, отчасти потому, что более теплый воздух удерживал больше влаги. В районах, страдающих от отсутствия влаги, станет еще суше. Согласно метеорологическим данным, мир уже становится теплее, как это и предсказывалось в случае увеличения выбросов парниковых газов.

В то время как ученые были согласны с данными фактами, американская общественность пребывала в сомнениях. И это было не случайно. Еще в 1991 г. Чарльз Кох и другие руководители компаний, связанных с индустрией потребления ископаемого топлива, способствовали росту скептицизма в отношении фактов изменения климата. Когда Джордж Буш объявил о том, что намерен поддержать соглашение об ограничении выбросов углерода, Институт Катона провел в Вашингтоне семинар под названием «Глобальные экологические кризисы: Наука или политика?»

В семинаре приняли участие ученые, которые поставили под сомнение преобладающее мнение о том, что антропогенные выбросы углерода в атмосферу привели к нагреву нашей планеты. В их числе был профессор метеорологии Ричард Зигмунд Линдзен из альма-матер Чарльза Коха, Массачусетского технологического института (MIT). В брошюре к семинару крупным шрифтом была написана цитата Линдзена, в которой он говорил:

«Представление о том, что глобальное потепление является неоспоримым фактом и будет иметь катастрофические последствия, настолько глубоко укоренилось в сознании людей, что любое сомнение в этом кажется удивительным, и тем не менее доказательств этому очень мало».

Этот семинар не был второстепенным мероприятием.

Пока Линдзен и другие докладчики были в городе по случаю конференции, из Белого дома поступило внутреннее распоряжение Нэнси Мэйнард, которая работала в президентском офисе по вопросам политики в области науки и технологий. Согласно этому распоряжению, их пригласили присоединиться к сотрудникам Белого дома в комнате Рузвельта. Начальник Мэйнард передал это приглашение руководителю администрации Буша Джону Генри Сунуну в рамках темы «Альтернативные взгляды на глобальное потепление».

Koch Industries, ExxonMobil и другие фирмы потратили миллионы долларов, чтобы поддержать идею о том, что в период с 1991 по 2009 г. существовал «альтернативный» взгляд на изменение климата. В обсуждении эти группы пользовались явным преимуществом.

Потребовалось много десятилетий, чтобы сформировать четкое и единое научное мнение. Ученые по своей природе осторожны и склонны к сомнениям. Они не спешили делать заявления, пока не было соответствующих фактов. А механизмы изменения климата были невероятно сложны и трудно поддавались количественной оценке. Трудно, например, оценить, сколько углерода способен поглотить Мировой океан за определенный период времени или на сколько именно градусов может потеплеть Земля за 100 лет, если уровень содержания углерода в атмосфере достигнет 400 частей на миллион. Даже когда мировое научное сообщество медленно приняло тот факт, что человеческая деятельность является причиной изменения климата, такой обывательский подход продолжал процветать — подход, направленный на то, чтобы выделить все вопросы в научных дебатах, вызывающие сомнения.

Впоследствии ExxonMobil отказалась от этой стратегии, однако Koch Industries продолжила ее придерживаться В 2014 г. ведущий лоббист Koch Industries Филип Эллендер заявил, что доказательства вызывают сомнения.

«Знаете, я не климатолог, — говорил Эллендер. — За последние сто лет Земля потеплела. За последние восемнадцать — она стала прохладнее… До сих пор вызывает вопрос, являются ли увеличения и колебания температуры антропологическими».

В приватной обстановке должностные лица Koch Industries еще более пренебрежительно относились к научным данным об изменении климата. Один из бывших руководителей Koch Industries, квалифицированный ученый, который принимал деловые решения только после предварительного анализа множества данных, заявлял, что считает глобальное потепление мистификацией, затеянной либеральными политиками, которые пытались использовать эту фикцию, чтобы объединить население против вымышленного врага. Как он объяснял, после краха Советского Союза в 1991 г. американской элите нужен был новый глобальный враг, которым можно было бы запугивать массы, — так и было придумано глобальное потепление. По его словам, все данные об уровне углерода в атмосфере и повышении температуры были частью этого заговора.

Именно из-за такого подхода Филлипс и его команда приходили в отчаяние после серии слушаний по проблеме изменения климата. Они проводили дни за чтением научных исследований о глобальном изменении климата, и у них было ощущение, что им вдруг открылась ужасная истина, о которой должно знать гораздо больше людей. Это и было причиной целой серии слушаний и выступлений знаменитостей на Капитолийском холме. Их отчаяние было обусловлено тем, что их, казалось, никто не слушал.

Когда члены комитета Марки поняли, что слушания сами по себе не меняют политическую направленность, они предприняли более провокационный шаг Они написали свой законопроект. Специальный комитет не мог принять этот закон или даже представить его на голосование. Но команда знала, что из-за самого существования законопроекта эту тему будет труднее игнорировать.

Форма законопроекта отражала политику того времени.

Существовало много способов, с помощью которых правительство могло остановить выбросы парниковых газов. Конгресс мог бы облагать налогом выбросы углекислого газа, мотивируя компании использовать низкоуглеродные источники энергии. Или Конгресс мог приравнять углекислый газ к загрязняющим веществам и установить строгие ограничения на его выброс. Вместо того чтобы придерживаться этих прямых подходов, комитет выбрал сложную, далеко идущую структуру регулирования, которая воплощала в себе внутренние парадоксы неолиберальной философии, доминировавшей в политике со времен администрации Клинтона. Законопроект был нацелен на кардинальное расширение сферы влияния правительства и одновременное задействование возможностей частных рынков. В данном случае подход назывался системой «ограничения и торговли квотами на выброс вредных веществ».

Удивительно, что в комитете не возникло особых разногласий по поводу такого подхода. «Очень рано у людей появилось ощущение, что это станет законопроектом об ограничении и торговле квотами, — вспоминал Филлипс.

— Аналитические центры в городе и все ведущие новостей — никто из них не говорил о налоге на выбросы углекислого газа. Все считали, что средством реализации станет система ограничения и торговли квотами. В то время сложилось мнение, что это является наиболее мягким и экономически эффективным способом борьбы с загрязнением окружающей среды».

Филлипс сказал, что эта модель привлекательна еще и тем, что пользуется поддержкой обеих партий. «Это была идея республиканцев», — сказал он.

Политика «ограничения и торговли квотами» стала известна при президенте Джордже Буше, который использовал ее как способ борьбы с кислотными дождями.

Идея была проста. Правительство ограничивало суммарное количество выбросов определенного загрязняющего вещества. Но затем оно давало компаниям разрешение на выброс этого вещества. Компания могла загрязнять окружающую среду сколько захочет, но должна была платить за это, покупая специальные «кредиты». Если компания сокращала количество выбрасываемых ею загрязняющих веществ, она могла заработать на этом кредиты, которые могла продавать. Это создавало «рынок» выброса загрязняющих веществ. Компании, загрязняющие окружающую среду, платили за это загрязнение, а компании, сокращающие объемы выбросов, зарабатывали на этом деньги. В то же время правительство определило допустимый общий объем загрязняющих веществ и установило верхний предел. Правительство могло бы закрутить гайки, снизить максимальный допустимый уровень и тем самым еще сильнее стимулировать компании сократить объем выбросов вредных веществ.