Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она подняла руки так, как обычно поднимали священнослужители:
— Продолжайте, друзья мои! Не обращайте на меня внимания.
Наверное, все же следует чаще выходить в народ. Удивление на лицах просто восхитительное.
Усевшись на свой трон, она жестом подозвала к себе гофмейстера Влади. Полный пьяница поспешно бросился к ней.
— Принеси мне кусок мяса. С кровью. И немного хлеба, приправленного луком, а еще рог медового пива.
От удивления Влади то открывал, то закрывал рот, словно выброшенная из воды рыба.
— Слушаюсь, повелительница! — наконец выдавил он из себя и отправился выполнять ее желания.
Юрий поднялся со своего места. Даже за столом для привилегированных гостей, за которым она дала ему место, он по— прежнему находился почти в двух шагах от ее трона.
— Позволено ли мне будет приблизиться к вам, госпожа?
Она щелкнула пальцами. Судя по виду, лекаря вот-вот должен был хватить удар. Может быть, он свалится без чувств, если подразнить его еще немножко?
— Как ты посмела явиться сюда, вырядившись птицей? — зашипел он, продолжая фальшиво улыбаться.
«Лицемерить я тоже умею», — подумала Кветцалли и улыбнулась в ответ.
— Полагаю, будучи правительницей, я вольна в выборе одежды. А одеваться как толстая деревенская корова, влезшая в медвежью шкуру, это не мой стиль.
— Ты об этом…
— Пожалею? — Она улыбнулась еще шире. — Сомневаюсь. Ты хочешь сохранить свое почетное место там, внизу, за столом? Хочешь стать важной птицей, играя роль мудрого советника? — Женщина привстала и окинула взглядом дальний конец пиршественного зала. Сизый дым мешал видеть четко, а зал был освещен слишком плохо, но она заметила фигуры у главных дверей. Просители! Значит, Юрий был совершенно уверен в том, что она придет, и пригласил в зал парочку избранных. Она готова была заложить свой плащ из перьев за то, что среди них были люди, оказавшиеся в долгу перед целителем.
— Думаешь, ты можешь играть со мной? Ты… — процедил сквозь зубы лекарь.
— Ты не тот человек, который способен вызвать мои симпатии. И прежде, чем ты потратишь свое драгоценное, воняющее рыбой дыхание, подумай о том, что у тебя есть только два варианта. Либо ты при всех назовешь меня ведьмой и расскажешь всем, что случилось с Ваней. Тогда меня, наверное, постигнет довольно бесславный конец — я знаю, что вы, друснийцы, склонны к совершению жестоких, необдуманных поступков. Но что станет тогда с твоими высокими мечтами? Думаешь, Володи захочет иметь рядом с собой советника, ответственного за смерть его жены? Если здесь не будет меня, ты тоже будешь никем. Второй вариант для тебя — это подчиниться. Я дам тебе немного того, чего ты хочешь, а ты будешь поддерживать меня по мере сил. — И она вызывающе посмотрела на него.
Улыбка исчезла с губ целителя.
— Ты думаешь, что мудр, Юрий, — продолжала Кветцалли. — Что же ты выберешь?
— Ты об этом еще пожалеешь, — в гневе прошипел он.
— Неужели? Ты понимаешь, кому бросил вызов? Я — Кветцалли, дочь одного из самых благородных семейств моего народа. Я — жрица Пернатого змея. Мне было предначертано стать верховной жрицей своего народа. Я вскрыла грудную клетку большему количеству мужчин, чем могу припомнить, а моя рука сжимала их еще бьющиеся сердца. Ты хорошо подумал, что значит навлекать на себя мой гнев?
Казалось, Юрий побледнел еще сильнее.
— Я выберу второй вариант, — негромко произнес он и добавил: — На сегодняшний вечер.
— Подкупающе мудрое решение. — Кветцалли знала, что так просто Юрий не сдастся. Но по крайней мере сегодня она победила. И была исполнена твердой решимости никогда больше не позволять этому человеку делать из нее рабыню.
— Она — воровка!
Ильмари столкнул умершего в бассейн с илом и, подняв голову, посмотрел на широкую винтовую лестницу, ведущую наверх.
— Приведите Хранителя света! Он знает, что делать.
Носильщик легко взлетел по лестнице. В просторном холле на полу лежала обмывальщица трупов. С разбитой губы капала кровь, левая щека покраснела и стала опухать. Это был один из немногих дней, когда в Дом мертвых пришли гости, чтобы попрощаться с умершим. И сейчас они стояли вокруг красивого резного стола, на котором лежало тело старухи. Умершую уже завернули в саван, и видно было только ее лицо.
— Она обокрала мою мать!
Перед Ильмари встал высокий массивный мужчина с плоским лицом, на котором выделялся широкий искривленный нос, по всей вероятности, неоднократно сломанный. По рукам его тянулись светлые шрамы. Судя по обожженной солнцем коже, он был корабельщиком и служил на поднебесных судах. Наверное, был одним из избранников Таркона.
— Там, откуда я родом, женщин не бьют, — спокойно произнес Ильмари. — Попрошу вас смирить свой гнев. Мы стоим рядом с умершей. — И он обвел взглядом остальных гостей: двух пышнотелых женщин и молодого человека, такого же загорелого, как и говоривший. Только у него не было таких мускулов, как у бойца.
— Там, откуда родом я, с воровками поступают похуже, чем просто бьют по щекам. А теперь пропусти меня, носильщик. Я выбью из этой малышки, куда она подевала цепочку моей матери.
Ильмари преградил ему путь:
— Не думаю, что она будет говорить с тобой.
— Не зли меня, носильщик. Я с тобой не ссорился.
— У нее нет языка.
— У нее есть ноги, этого довольно! Она покажет мне, где прячет краденое!
— Руфий, прошу тебя… — взмолилась старшая из женщин. — Может быть, цепочка просто потерялась.
Мужчина обернулся, и по тому, как вздрогнула женщина, Ильмари понял, что она тоже уже знакома с кулаками этого безумного куска мяса.
— Потерялась? Такие цепочки не теряются. Их крадут. Я до сих пор не понимаю, почему вы не сняли ее с матери. Что у вас в мозгах, тупые курицы? Эта цепочка стоит целое состояние! Ее нельзя было просто так отдавать!
— Унести с собой цепочку в последний путь — таково ее последнее желание, — негромко ответила женщина и съежилась, словно была готова в любой момент принять удар.
Ильмари помнил ту цепочку. Она была сделана из тяжелых золотых полос, лежавших на груди умершей подобно вееру. Половина полосок была украшена темно-синей эмалью. Драчун был прав. Это украшение стоило целое состояние.
— Последнее желание, не смешите меня. Чушь собачья.
— Но ты согласился с ней, — напомнила ему та, что помладше.
— Конечно, кто ж спорит с умирающими. Но, ради всего святого, нельзя же воплощать в жизнь ту чушь, которую человек мелет на смертном одре. — Он снова обернулся к Ильмари: — Я уехал из дому всего на пару дней. Возникли неотложные дела… А когда вернулся, услышал, что моя мать мертва. И ты уже был в доме, носильщик. Остальное ты знаешь. Я послал своего сына, который у нас выносливый бегун, чтобы он помешал нашей матери пройти последний отрезок пути. Я сам пошел за ним вместе с этими никчемными бабами, так быстро, как только мог.