Носильщик мертвых лихорадочно размышлял, как избежать неминуемой беды. Нужно обратить стратегию корабельщика против него самого. Но как? Распалить его гнев? Руфий — человек простой… Ильмари пригнулся, уходя от удара. Его дальнейшее поведение должно быть неожиданным.

— А твоя матушка была хорошенькой женщиной!

Получилось. Великан остановился на полпути, нахмурил лоб.

Ильмари отступил еще на шаг. Сейчас он находился совсем рядом с массивными камнями, ограничивающими территорию площади.

— Грудь у нее была еще тугая. Редкость в ее возрасте.

Руфий покраснел.

— Молчи! Об этом нельзя говорить в присутствии такого количества людей!

Ильмари услышал, как захихикали некоторые мужчины в рядах публики.

— А почему? Готов биться об заклад, что твоя мать любила, когда о ней говорили и бросали вслед восхищенные взгляды. Эти груди… — Он провел языком по губам.

Ильмари не нравилось собственное поведение. В принципе, Руфий был человеком честным. Но он должен был победить его! Причем так, чтобы не показаться излишне опытным бойцом.

— Думаю, до твоего рождения ее желали многие мужчины. Кстати, ты знаешь, кто твой отец?

— Заткни свой грязный рот, носильщик! — Руфий бросился вперед, обрушив на него серию яростных ударов.

Ильмари качнулся в сторону, уворачиваясь от ударов, легким движением отскочил назад, пока не уткнулся задом в низенькую стену из каменных блоков.

— Знаешь, в чем трагедия всех детей? Мы всегда точно знаем, кто наша мать. Но вот отец… Действительно ли это тот человек, который добр к нам и горбатится на благо семьи? Или, быть может, наша мать провела пару приятных часов в чужих объятиях? Эта цепочка была подарком? Твой отец явно был недостаточно богат для этого. Ты ведь сын крестьянина, я прав?

— Замолчи! — Руфий бросился вперед всем телом, прижал его к низкому ограждению площади.

Ильмари попытался вырваться, но тело корабельщика крепко прижимало его к камню. Носильщик чуть соскользнул вниз. Теперь его голова лежала на краю ограждающей стены. Одним сильным ударом Руфий мог сломать ему шею.

— К сожалению, слишком многие женщины — шлюхи! — громко заявил Ильмари.

Руфий издал нечленораздельный крик. Его кулак со свистом обрушился вниз, чтобы заставить Ильмари замолчать навеки.

В последнее мгновение носильщик убрал голову в сторону. Рука, которая должна была нанести убийственный удар, со всей силы впечаталась в камень. Ильмари услышал, как сломалась кисть Руфия, как хрустнуло запястье.

Он толкнул корабельщика, и массивное тело его противника качнулось назад. Ильмари высвободился из крепкой хватки, молниеносно поставил обе руки на плоский камень ограждения, рывком поднялся и ударил коваными сандалиями в подбородок великана.

Губы Руфия лопнули. Он упал, тяжело ударился о мощеное покрытие рыночной площади.

— Боги приняли решение! — с трудом переводя дух, крикнул Ильмари.

— Пока нет, — возразил Соломон. Озадаченный жрец опустился на колени рядом с корабельщиком, принялся хлопать его по щекам. — Приди в себя, Руфий! Вставай!

— Считай! — потребовал Ильмари.

— Руфий! — Священнослужитель принялся колотить кулаками по груди корабельщика. Веки бойца затрепетали. Он приходил в себя.

— Один! — громко крикнул кто-то среди публики.

— Два! — К счету присоединилось еще больше голосов.

Руфий попытался приподняться на локтях, но Ильмари встал рядом с Соломоном, поставил ногу на грудь корабельщика и придавил его к мостовой.

— Три! — раздалось из дюжин глоток.

Соломон поднялся.

— Боги сказали свое слово! — без особого энтузиазма произнес он. — Обмывальщица невиновна.

Толпа устремилась на площадь. Мужчины и женщины, которых он не знал даже по имени, хлопали Ильмари по плечам, поздравляя с победой. Но тот не чувствовал ликования.

Он замарал себя. Это был бесчестный триумф. Собственная подавленность удивила его. В конце концов, он — наемный убийца. Убийца, еще ни разу не задававшийся вопросом, действительно ли его жертва заслуживает смерти. Но эти злодеяния он вершил тайно и отвечал только перед самим собой.

Никогда прежде он не дрался на публике. Неужели остальные не видели, что он сделал? Может быть, Руфий — вспыльчивый человек, с дурными манерами, но в бою он вел себя честно.

Ильмари отвечал новым друзьям односложно, чувствуя бесконечную усталость.

Внезапно рядом с ним оказалась обмывальщица. В глазах у нее стояли слезы. Она обняла его за шею, прижала к своему истощенному телу, а потом поцеловала его.

В животе разлилось приятное чувство. Может быть, он пошел не той дорогой, но это ничего не меняет в том, что он поступил верно. Она невиновна. Она всегда была жертвой.

Но не сегодня!

Нарек неотрывно смотрел на него широко открытыми глазами. Руки его потянулись к кинжалу, который так легко пробил его бронзовую кирасу. А затем его взгляд затуманился, кровь фонтаном брызнула на золотой доспех. Ильмари не хотел этого. Крестьянин не должен был умирать. Они были друзьями… почти. У Нарека была чистая душа. Его взгляд… Он говорил о том, что Нарек бесконечно разочарован в нем.

Ильмари вскочил. Что-то коснулось его! Неужели дух крестьянина вернулся, чтобы… Над ним склонилось узкое лицо. Обмывальщица. Она промокнула ему лоб платком.

Ильмари был весь в поту, как всегда, когда возвращались кошмары той битвы. Неужели он кричал?

Обмывальщица грустно глядела на него. Затем протянула руку и кивнула в сторону двери. Чего она хочет?

Вот она схватила его за одну руку, в глазах ее читалась непонятная мольба. Что-то мучило ее. И почему-то она надеялась, что он сможет ее от этого избавить. Или ему просто показалось? Толковать ее взгляды и жесты у него получалось плохо. Однако большего у него не будет никогда. Если только он не встанет и не пойдет с ней.

Спать не хотелось. Лишь бы не возвращаться обратно в кошмар. Носильщик знал, что за стеной сна его подстерегает ужас. Что он вернется. Лучше не бросаться в его объятия. Ильмари чувствовал слабость. Драка с Руфием отняла у него больше сил, чем он полагал сначала.

Носильщик крепко сжал руку обмывальщицы и поднялся. Ноги словно свинцом налились. Раны, нанесенные латунными пластинами на ремнях, жгло огнем. И, несмотря на это, он должен был улыбнуться. Робкий взгляд обмывальщицы, ее странная манера постоянно съеживаться, словно она всегда готова к тому, что ее за что-то накажут, — все это пробуждало в нем инстинктивное желание защитить эту женщину.

— Все в порядке, — приветливо произнес он. Голос его прозвучал так хрипло, что обмывальщица вздрогнула.