не будет конца. Рядом с каким-то публичным домом я едва не угодил в колодец для замачивания кожи. За ним было множество самих кожевенных лавок. В их расположении относительно друг друга не было никакого порядка, кривые переулки оказывались тупиками. Все же мне удалось выбраться из лабиринта. Позади этих лавок я обнаружил узкие ворота, прошел через них и совершенно неожиданно для себя оказался на открытом месте.

Я огляделся. Передо мной смутно вырисовывались странной формы плиты. Они, казалось, торчали из земли повсюду. Я двинулся вперед и понял, что шагаю среди беспорядочно разбросанных могил, расположенных группами, в которых плиты чрезвычайно близко примыкали одна к другой. Эти отдельные группы могильных плит образовывали округлую линию, напоминавшую челюсть старика с остатками зубов. У меня не было иного выбора, и я пошел петлявшей между могилами тропинкой, потому что земля по обе стороны от нее была высоко вздыблена неровными буграми. Меня не удивило, что узкие щели между камнями были затянуты тускло серебрившейся паутиной. Я сделал глубокий вдох. Воздух, казалось, стал удивительно чистым. На мгновение остановившись, я еще раз глубоко вдохнул, а потом закрыл глаза и прислонился к одному из надгробий, стараясь успокоить все еще сильно бившееся сердце.

— Хотя это место смерти, оно тем не менее называется Бет-Чайм, что значит Обитель Жизни.

Я испуганно открыл глаза и увидел перед собой мужчину. По его бороде и одеждам я догадался, что это раввин. Какое-то мгновение я мучился догадкой, не столкнулся ли я с Самуилом бен Львом, но быстро сообразил, что ошибся, потому что он был очень молод.

— Несомненно, это верное название, — ответил я, медленно подбирая слова. — Я давно нахожу, что жизнь и смерть порой так легко переплетаются…

— Легко? — переспросил раввин, нахмурив брови. — В таком случае мне даже страшно подумать, свидетелем чего вам довелось быть.

Он нахмурился еще сильнее, и я понял, что раввин с величайшим вниманием вглядывается в мое лицо.

— Зачем, — негромко спросил он, — вы забирались на чердак синагоги?

— Это запрещено?

— Это просто невозможно. Никто со дня смерти предыдущего раввина не набрался храбрости открыть ту дверь и перешагнуть ее порог.

Я облизнул губы.

— Да, — прошептал я. — Мне на собственной шкуре пришлось убедиться в том, что… тень того голема по-прежнему обитает на чердаке.

— Вы слышали о раввине Льве?

— Конечно. Я приехал в Прагу, чтобы встретиться с его сыном.

На лице раввина промелькнула едва заметная грустная улыбка.

— Значит, вы находитесь в нужном вам месте.

Он взял меня за руку и повел по тропинке, а затем остановился возле могилы, которая была много больше всех других по соседству с ней. Она имела форму ковчега длиной в человеческий рост. Мой спутник склонил голову.

— Это могила раввина Йегуди Льва. А здесь, — он кивнул головой в сторону соседней с ковчегом могилы, — покоится его сын.

Он посмотрел мне в лицо, оценивая степень моего очевидного отчаяния, потом наклонился, словно кланяясь, и собрал пригоршню камней. Он положил по небольшой кучке возле каждой могилы, потом выпрямился и поклонился еще раз.

— Когда, — хрипло пробормотал я, — умер Самуил?

— Одиннадцать лет назад…

— Всего одиннадцать? — воскликнул я. — Значит, это не Хазлер…

Я мгновенно заставил себя прикусить язык.

Наше молчание становилось все более глубоким, оно окутывало нас словно туман. Подняв наконец взгляд на раввина, я увидел, что он снова хмуро разглядывает меня, но теперь в выражении его лица смешались подозрение и озадаченность. Он открыл рот, но, прежде чем заговорил, отвернулся и снова показал на могилу Самуила.

— Видите, — внезапно спросил он, — какая она узкая?

Я посмотрел и согласно кивнул. Могила действительно выглядела узкой, как если бы ее с трудом втиснули между соседними захоронениями.

Раввин прерывисто вздохнул, а когда снова заговорил, его голос прерывался, и он как-то странно заикался.

— У Самуила было одно заветное желание: быть похороненным рядом со своим отцом. Он был уверен, — так сильны были его угрызения совести, — что отрешение от отца ждет его в наказание за предательство, совершенное несколько лет назад. Но когда он умер, могила его отца каким-то чудесным образом сместилась, как раз настолько, чтобы дать место могиле Самуила.

— Трогательная история, — согласился я, бросив взгляд на могилу. — И все же я рад, что этот раввин не был наказан за то, что выдал тайну, завещанную ему отцом. То, что он сделал, не могло быть и не было грехом, потому что его мучители были слугами демона. Этот демон Тадеуш действительно умел смешивать то, что называется жизнью, с тем, что есть смерть.

Раввин ответил не сразу. Над могилами начал дуть леденящий ветер, и он закутался в плащ.

— С какой целью вы здесь? — спросил он наконец тихим голосом.

— Она похоронена, — ответил я и сопроводил свой ответ жестом в сторону узкой могилы Самуила.

— Книга, где она? — неожиданно спросил раввин.

Я повернулся к нему и не смог скрыть удивления.

— Говорите, сэр, — прошептал он. — Речь идет о книге, которую Странник принес раввину Льву.

— Откуда вы знаете, что она у меня?

Раввин схватил меня за руку.

— Потому что я потомок их обоих, — шепотом ответил он, мотнув головой в направлении могил. — Я — Аарон Симон Спира, главный раввин Праги. Я изучил писания раввина Льва. Да-да, он оставил тайные записи. Полный отчет обо всем, что сделал… И еще предостережение… Описание того, что может произойти, и руководство к действию.

— И это руководство?.. — спросил я, даже не пытаясь скрыть внезапно возникший интерес. — О чем в нем говорится?

— О том, что он видел вас.

Раввин еще сильнее сжал мою руку и повел обратно по кладбищенской тропинке.

— Да, вас, чужеземца из далекой страны, которому угрожает опасность гораздо более серьезная, чем он, возможно, подозревает. И все же этот чужеземец принес с собой тайную книгу Странника.

— А вы можете читать ее? — продолжал я свои настойчивые расспросы. — Вы в состоянии понимать ее таинственные знаки?

Раввин помолчал, потом отрицательно покачал головой.

— Но ведь есть кто-то… или какой-нибудь способ… Это должно было быть предусмотрено…

Мой голос стих. Раввин продолжал молча вести меня по тропинке, пока мы не остановились возле узких ворот кладбища. Только здесь он обернулся ко мне.

— Записи оканчивались, — заговорил он шепотом, — описанием чужеземца, стоявшего посреди кладбища. Но дальше, между двумя пустыми страницами было что-то еще.

Он сделал паузу и посмотрел мне в глаза.

— Засохший давным-давно цветок.

Я нахмурил брови и спросил:

— И что это означало?

Раввин грустно улыбнулся.

— Я надеялся, сэр, что об этом мне расскажете вы.

Я глубоко вздохнул и окинул взглядом могилы.