Эрван старался как мог приноровиться. Простым касанием кнопки мобильника он перенесся в потусторонний мир колдунов и нганга.

– А язык?

– Другой характерный символ. В обиталище духов язык отождествляется со словом, с магическим заклинанием. Поэтому очень часто статуэтки высовывают язык, чтобы продемонстрировать свою силу. Вспомните, нганга сосет гвозди и осколки, прежде чем вонзить их в фетиш. Слюна усиливает просьбу целителя и…

Кросс, кажется, забыл, что речь шла прежде всего о том, чтобы понять ритуал убийцы.

– А конкретнее, – прервал его Эрван, – зачем вытягивать язык через рану на горле?

– Я не могу сказать вам точно, но совершенно очевидно, что убийца разделил с жертвой некий магический момент… очень насыщенный. Он рассчитывал на нее, чтобы получить подсказку относительно того, что ему делать дальше. Это фетиш, который символически будет «облизывать» каждое его действие, поддерживать все попытки скрыться и не даться вам в руки. Эта рана – форма усиления колдовства. Нанесенные увечья сделали его мощнее. Отныне фетиш наделен даром ви́дения и речи – глаза и слова. Две сверхвласти духов.

Все это звучало совершенно дико, но шестое чувство копа подсказывало, что убийца, будь то Фарабо или кто другой, подчиняется именно этой логике. Придется вести преследование в среде его верований, как поступил в свое время отец, вогнав себя в состояние, созвучное безумию Человека-гвоздя.

– Антиколдун вернулся! – воскликнул миссионер.

Казалось, эта новость привела его в состояние экзальтации, но Эрван был не готов разделить его энтузиазм. Нет, он точно не будет плясать на останках Одри.

– И не забудьте еще, – продолжил этнолог чуть спокойнее, – что именно жестокость нанесенных ран определяет ярость нконди. Чем глубже разрез, тем ужасней будет реакция фетиша. Здесь убийца стремился вызвать самый страшный гнев. Особенно эта процедура с глазами – она редчайшая для скульптурной традиции йомбе: по сути, она означает провокацию духа в его самом священном укрытии.

Эрван вспомнил об одном из необычных обрядов нганга: оскорбляя свою статуэтку, плюя на нее или втыкая ей в бока гвозди, они пробуждали внутри ее дух. Они называли это «вбить месть». Невозможно усомниться в намерениях Фарабо…

– Убийца вступил с вами в смертельный поединок, – заключил Кросс. – Другого противостояния не будет.

Кроме шуток… Все это до ужаса полно совпадало с Фарабо и его ненавистью, лелеемой больше сорока лет.

– Спасибо, святой отец, я…

– Погодите. Вы мне прислали и другие фото: минконди, вылепленные из грязи.

– Верно. Я вас слушаю.

– Не могу сказать ничего особенного о самой скульптуре, кроме того, что ее автор хорошо знаком с традицией йомбе. Предполагаю, что вы сделали анализ грязи….

Эрван об этом не подумал, слишком поглощенный пробами ДНК и загадочными таблетками.

– Все еще в процессе, – на всякий случай сказал он. – А что?

– По-вашему, где подозреваемый нашел такую грязь?

– В саду рядом с его укрытием.

– Там есть какой-нибудь источник воды?

Перед глазами Эрвана встал пруд, примыкающий к дому в Лувсьене. Он еще чувствовал, как его подошвы погружаются в грязь, пока он раздает указания своим войскам.

– Да, пруд.

– Можно поспорить, что нганга брал материал именно в той воде.

– Почему?

– Там гнездятся духи мертвых. Это место их пребывания. Если вылепить нконди из такой грязи, он получит устрашающую власть. Отныне ваш подозреваемый использует… оружие массового уничтожения.

– Благодарю вас, святой отец.

– И последнее: я послал вам свои документы простой бандеролью и…

– Какие документы?

– Фотографии нашей миссии в Лонтано в семидесятые годы.

Кросс реально начал раздражать его со своими архивами. Эрван поблагодарил его еще раз и повесил трубку.

Шаги позади: Лоик.

– Ты чего притащился? Я же сказал тебе…

– Гаэль послала меня куда подальше. Она хочет остаться с Мэгги.

Эрван вздохнул. В руке – новая вибрация. На этот раз Тонфа.

– У меня кое-что есть, – запыхавшимся голосом сообщил коп. – Прямо с пылу с жару. Мне пришло в голову: а не было ли у Барер других квартир в Париже, где мог бы укрыться наш говнюк?

– И что?

– Не было, но тут я подумал о прачечных. У Изабель должны были быть адреса химчисток их семейного предприятия. Это ж столько возможных укрытий.

А он не дурак, наш Тонфа. Инстинктивно Эрван почувствовал, что мысль стоящая.

– Я просмотрел список тех, которые расположены в Иль-де-Франс, в основном промышленных комплексов, где можно затаиться. И буквально на третьем номере я такой нашел. В Жанвилье огромный центр, который обрабатывает больничную одежду. Вот уже два дня, как техники замечали кое-какие странности, как если бы там поселился бродяга.

– Замки не взломаны?

– Нет.

– Они предупредили полицию?

Тонфа издал короткий смешок:

– Половина их парней наверняка нелегалы. Там, похоже, одни китайцы. Браво, фирма «Доманж»!

– А с какой стати они тебе все выложили?

– Я сказал, что мне плевать на их проблемы с видом на жительство, что я из Угро, и это произвело на них впечатление. Но заодно еще больше перепугало. Они дозрели. Готовы разрешить нам обыскать их заведение. Поехали?

Эрван задумался. Пан или пропал. Или это банальный бомж, который ищет, где потеплее, или они обнаружат монстра. Время утекало, а у него не было никаких новостей об операции, целью которой было отловить беглеца. Терять нечего.

– Двинули, – отрубил он. – Только ты и я.

– Ты уверен?

– Я могу там быть через полчаса. Пришли мне точный адрес. Главное, чтобы тамошние ребята продолжали работать как ни в чем не бывало.

Он уже собрался кинуться к машине, как вдруг понял, что Лоик не сдвинулся с места.

– Вы его нашли, да? – спросил младшенький.

– Мне надо поехать глянуть.

– Я еду с тобой.

– Сдурел, что ли? В жизни не возьму тебя на операцию, ты же…

– Ты не понял, Эрван. Эта история – семейное дело.

– Если это очередной кокаиновый бред, я…

– Я чист уже месяц.

Эрван на мгновение заколебался, потом одним движением разблокировал дверцы.

– Если ты высунешься из машины, я сам тебя прикончу.

118

Деловая зона «Марэ» в Жанвилье, расположенная между автострадой А86 и Сеной, не имела ничего общего с промышленными кварталами старого образца с их зубчатыми крышами и кирпичными трубами. Это был современный парк, идеально ухоженный, с тенистыми аллеями и наблюдением охранников. Тонфа, облокотившись на свою машину, ждал у входа и явно нервничал – после прокола в Лувсьене мысль действовать наскоком, без подкрепления и предписания, не слишком его грела.