Обо всем этом Кесри узнал гораздо позже: волонтеры еще томились в бастионе, когда у него началась гангрена и ему отняли выше колена левую ногу.

Накачанный морфием, он мало что помнил о том времени. Но однажды, в минуту просветления, увидел стоявшего над ним капитана Ми. Заметив, что Кесри открыл глаза, тот сказал:

– Здравствуй, хавильдар. – Голос его дрогнул. – Ну как ты?

– Живой, каптан-саиб, – прошептал Кесри.

– Жаль, что так вышло.

– Жалеть не о чем, каптан-саиб. Вот он я, хоть не думал, что уцелею.

– И мне бы, наверное, конец, если б не ты. Камеронианцы вряд ли подоспели бы, не сообрази ты с ружьем. Поди знай, чем бы оно все закончилось.

– Нам повезло.

– Дело не в везенье. Ты всех нас спас. Командующий представил тебя к награде за храбрость.

– Рад стараться, каптан-саиб.

– Завтра возвращаемся на транспортный корабль, что стоит у Вампоа. Потом тебя переправят на Гонконг. Там о тебе позаботятся, и я договорился, чтобы у тебя была отдельная комната. Компанию тебе составит пушкарь Маддоу, он сам попросился в сопровождающие.

– Благодарю, каптан-саиб, я тронут.

– Не за что, все по твоим заслугам. – Капитан похлопал Кесри по плечу. – Я навещу тебя, как только окажусь на Гонконге. Ну, до скорого.

– Спасибо, каптан-саиб.

Последующие дни Кесри помнил плохо, за исключением того, что рядом неизменно был Маддоу, который переменял ему нательное белье, обрабатывал культю, выносил судно и давал морфий.

Однажды, вынырнув из забытья, Кесри спросил:

– Батавела, скажи, почему ты со мной возишься? И почему вернулся, когда меня свалили? Это же не твое дело, ты не солдат. Ты понимал, что можешь погибнуть?

Маддоу долго молчал и наконец ответил:

– Я делал это ради вашей сестры, Кесри Сингх-джи. Иначе не смог бы смотреть ей в глаза.

– Ты говоришь о Дити?

– О ней.

Вот все и разъяснилось. Перед глазами Кесри, уплывавшего обратно в забытье, возник образ Дити, и он понял, что сестра вновь управляет его судьбой.

Сперва казалось, что миссис Бернэм, заточенная на “Анахите”, сгинула безвозвратно. Но через двое суток после шторма, в тот день, когда мистер Бернэм вернулся на Гонконг, ее тело нашли на берегу восточной оконечности бухты.

Мистер Бернэм был раздавлен горем, организацией похорон занимались Захарий и Дафти; местом упокоения выбрали протестантское кладбище в Макао, куда на другой день и переправили покойницу в срочно купленном гробу. Ближе к вечеру состоялось погребение, на которое пришло много народу.

Во время прощания Захарий выглядывал Полетт, но увидел ее лишь по окончании церемонии. В дальнем конце кладбища она сидела на обросшем мхом надгробии, уткнувшись лицом в платок. Захарий подошел неслышно, не дав ей возможности скрыться.

– Мисс Полетт…

Девушка подняла заплаканное лицо:

– Что вам?

– Позвольте присесть?

Полетт пожала плечами и вновь закрылась платком, давая понять, что сейчас ей все безразлично. Захарий прокашлялся.

– Знаете, миссис Бернэм хотела, чтобы мы помирились. Она сама мне о том сказала.

– Что-что? – выглянув из-за платка, удивленно спросила Полетт.

– Именно так. И еще настоятельно просила позаботиться о вас.

– Вот как, мистер Рейд? А мне она сказала совсем другое.

– Что же?

– Что я – ваша единственная надежда и должна за вами присмотреть.

Повисло молчание. Потом Захарий сказал:

– Могу ли я хотя бы взглянуть на ваш питомник?

– Как вам угодно. Я не против.

– Спасибо, мисс Полетт. Я уверен, миссис Бернэм была бы довольна.

В следующий раз Кесри и капитан Ми свиделись на Гонконге, куда вернулись бенгальские волонтеры.

К тому времени Кесри провел неделю в новом военном лагере, отстроенном на острове. Одним вечером он дремал в постели, когда дверь его комнаты распахнулась, едва не загасив мигающее пламя свечи. Сперва Кесри подумал, что, покончив с делами, вернулся Маддоу, но потом в силуэте, возникшем в дверном проеме, узнал капитана Ми. Растрепанного командира слегка покачивало, в руках он держал кожаный саквояж.

Страдая от жары, Кесри лежал неприкрытый и теперь, желая избавить капитана от зрелища своей культи, зашарил рукой, безуспешно отыскивая простыню. Кончилось тем, что капитан сам поднял ее с пола и накрыл его.

– Прости, что вот так вваливаюсь к тебе, хавильдар, – нечетко выговорил Ми, от него попахивало спиртным.

– Пустяки, каптан-саиб, я рад вас видеть.

Капитан кивнул и, выронив саквояж, плюхнулся на стул возле кровати. В свете свечи стали видны его осунувшееся лицо и воспаленные глаза в темных окружьях. Подтянувшись, Кесри сел повыше.

– Как вы, каптан-саиб?

Ми не ответил, но согнулся и, упершись локтями в колени, спрятал лицо в ладонях. Кесри ошеломленно понял, что капитан плачет. Не шевелясь, он ждал, что будет дальше.

Но вот плечи гостя перестали вздрагивать, и тогда Кесри спросил:

– Что случилось, каптан-саиб?

Ми поднял еще больше покрасневшие глаза:

– Наверное, ты не знаешь про Кэти… миссис Бернэм…

– Что с ней, сэр?

– Умерла.

– Не может быть!.. – воскликнул Кесри, потрясенный известием. – Как… когда?..

– В шторм она была на корабле, который затонул. Это все, что я знаю.

– Каптан-саиб… я… – Кесри не находил слов, – я не могу…

Ми оборвал его резким жестом.

– Все понятно, не надо ничего говорить. – Он поднял саквояж. – Я тут кое-что тебе принес.

– Мне? – удивился Кесри.

– Да. – Капитан всунул саквояж ему в руки. – Открой.

Чемоданчик был очень тяжел, и Кесри, возясь с замком, услышал, как в нем что-то звякает. Капитан поднес свечу, Кесри заглянул в саквояж и тотчас отвернулся, не веря своим глазам. Затем опять посмотрел и вновь чуть не ослеп от блеска золотых украшений и серебряных монет.

– Что это, каптан-саиб?

– Здесь моя доля трофеев, да еще вчера нам выплатили долги по денежному довольствию. Об остальном не спрашивай.

– Но… я не могу это принять.

– Можешь. Я твой должник.

– Нет, тут гораздо больше. Я в жизни столько не зарабатывал. Не возьму.

Капитан встал.

– Бери, – жестко сказал он. – Я хочу, чтоб это было твоим.

– Но… – начал Кесри.

Ми хлопнул его по плечу:

– Прощай, хавильдар.

– Почему – прощай? – опешил Кесри, но дверь за Ми уже захлопнулась.

Расстроенный его столь резким уходом, Кесри прокручивал в голове последние слова капитана, и они все больше его тревожили. Беспомощный калека, он старался найти способ предотвратить возможное несчастье. Может, обратиться к кому-нибудь из офицеров? Но вряд ли кто ему поверит, если только не выложить всю правду о капитане и миссис Бернэм, что совершенно невозможно. Пожалуй, его сочтут вруном – откуда все это известно простому хавильдару?

Вернулся Маддоу.

– Ты знал о смерти Бернэм-мемсаиб? – спросил Кесри.

– Да, слышал.

– Почему же не сказал мне?

– Я думал, скажу позже, Кесри-джи. Как вы узнали?

– Приходил каптан-саиб…

Если б не мучительная фантомная боль, Кесри отказался бы от медикаментов. Предчувствие дурного было столь острым, что лучше бы ему не спать. Но к ночи он не вытерпел, принял дозу морфия и, одурманенный, провалился в глубокий сон, от которого через пару часов его пробудил Маддоу.

– Кесри-джи! – Великан тряс его за плечо. – Проснитесь!

– Каа хорахелба, что стряслось?

– Понимаете… Ми-саиб…

Кесри сел в кровати и протер глаза, пытаясь разогнать дурман.

– Что с ним?

– Несчастье. Каптан-саиб чистил пистолет. И тот выстрелил.

– Как он? Рана тяжелая?

– Он убит, Кесри-джи.

Цепляясь за руку великана, Кесри попытался выбраться из постели.

– Помоги встать. Мне надо к нему.