Елена — не Елена Сергеевна, Марк так и не смог прицепить ей отчество. То ли оттого, что она не учительница и все эти бестолковые тесты казались развлечением для первоклашек. То ли оттого, что она директорская дочка и Мария Дмитриевна могла при всех назвать ее Леночкой. То ли оттого, что Марк застал, как она появилась в школе вместе с матерью — как первоклашка, зашуганная, нервная, то и дело прячущаяся от всех в своем кабинете, который вечно стоял закрытым.

— И?

— И они куда-то делись.

Марк догадывался, куда и к кому они попали. Марк догадывался, что, если бы им всем пришлось вытряхнуть рюкзаки, тех самых денег уже бы не нашли, ведь они давно перекочевали к Пьеру.

— А мы-то здесь при чем? — она нахмурилась. — Ты что-то знаешь? Видел?

— Нет, просто есть мысли.

Все мысли Марка безраздельно принадлежали Соне, как она полагала.

— И ты не сказал? И не скажешь?

Марк покачал головой.

— Какой же ты трус, Марк! — вдруг взвилась Соня и рванула вперед по коридору. — Не ходи за мной! И знаешь что? Я поеду к Антону. Сама!

Соня бросила его.

Пришло сообщение от Геннадия Ильича: «Срочное собрание. Не смогу сегодня. Давай перенесем занятие».

Марк подумал, что Геннадий Ильич больше не хочет его видеть — как и Соня.

Он замер в холле перед плакатом с ПДД.

СОБЛЮДАЯ ПРАВИЛА, ВЫ СОХРАНИТЕ СЕБЕ ЖИЗНЬ

2 дня после

Толбоев повторил:

— Соня, скажи честно, ты его боишься?

— Что?

— Ты боишься… Марка?

Соня дернулась и быстро покачала головой:

— С чего бы это? Он мой… друг.

— Уверена?

[1] На основе поста из ютуб-блога «Мурашник».

[2] Привилегии красивых (англ.).

[1] На основе поста из ютуб-блога «Мурашник».

[2] Привилегии красивых (англ.).

Спички — лучшая игрушка

Сороконожка распрощалась с навозным жуком и побежала дальше. Удачный выдался денек, и она напевала себе под нос песенку. Но вдруг она задумалась: «А правда, откуда я знаю, с какой ноги идти дальше?» И только она об этом подумала, как тут же сбилась, споткнулась и растянулась на земле.

Д. Биссет «Сороконожка»

14 лет до

В здании бывшего автобусного парка открывается центр современного искусства. Люди с бокалами шампанского перемещаются от одного объекта к другому, сбиваясь в кучки.

Девочка лет четырех забирается в красный вагончик и замирает перед стеной, на которой небоскребы упираются в воздушные шары и дирижабли.

Бывает все на свете хорошо,

В чем дело, сразу не поймешь… [1]

Девочка озирается и понимает, что ее нет.

— Аля?

Она аккуратно спускается по лесенке из вагона и замечает на стене прямо перед собой картинку с мухами. Вытаскивает из волос заколку в виде стрекозы и подносит ближе, чтобы поиграть.

— Эй, нельзя! Нельзя! Чей это ребенок? — раздается окрик.

Ее грубо дергают за руку. Девочка хнычет. Голос становится мягче:

— Зайчонок, где твоя мама?

Она оглядывает зал и качает головой.

— Чья это девочка? — повторяют еще раз, уже громче.

Вздох. К ней опускаются — перед глазами оказывается тетя в черном платье с белым воротничком. Девочка тянется к брошке в виде золотого жучка.

— Так, давай знакомиться. Меня зовут Даша. А тебя?

— Соня.

— Соня, а фамилия у тебя есть?

Соня кивает. Даша улыбается:

— А мне скажешь?

— Ксанова.

— Как?

— Кисанова.

— Соня Кисанова?

Соня старается и рычит. Даша смеется:

— Пойдем-ка.

СОНЯ КИРСАНОВА ЖДЕТ МАМУ У СТОЙКИ ИНФОРМАЦИИ

Соня не ждет маму, она не знает, какую маму ищет Даша. Она знает, что у кого-то есть мама, папа, собака. У Сони есть только Аля. Надо им объяснить, что звать нужно Алю.

Объявление дают трижды.

Наконец подбегает она с бокалом в руках.

— Соня, да куда же ты делась! Спасибо. — Она повернулась к тете Даше и вдруг засюсюкала: — Дарья, вы! Как приятно познакомиться. Альбина Кирсанова, фотограф. Я была у вас на пресс-конференции…

Аля и тетя Даша разговаривают. Соня ждет, когда ее кто-нибудь заметит, а пока утаскивает со стойки буклет.

В БУДУЩЕЕ ВОЗЬМУТ НЕ ВСЕХ

2 дня после

— Простите?

Следователь ей не нравился. Нечесаный, небритый, с желтой кромкой на воротнике и коричневой каймой по верху кривых заостренных зубов. Из них двоих в преступники скорее годился он, но вот они сидят: опрашиваемая и опрашивающий, и у него все карты на руках, а что есть у нее, кроме суетливой Али на соседнем стуле?

— Это ведь была не первая вечеринка у Алексеева?

— Нет. Третья, кажется.

Аля встрепенулась:

— Ты что, часто бывала у этого мальчика? А почему мне не говорила?

— А ты хоть раз спрашивала? — только и буркнула Соня в ответ.

38 дней до

«Буду в четверг» так и болталось на холодильнике под магнитом из Барселоны.

Впрочем, она не уточнила, в какой именно четверг. Может, и через месяц — с нее станется.

Соня вытащила сковородку, хлопнула дверцей и отсыпала себе в тарелку ризотто с гребешками — приготовила с вечера, знала же, что Аля, как всегда, вернется голодная и начнет рыскать по дому в поисках еды.

Она тщательно пережевывала булгур — строго говоря, это ризотто стоило назвать булгуротто. Булгур полезнее риса, морепродукты полезнее мяса. Аля меняла пищевые привычки чаще гардероба, ныряя в каждую новую фазу с головой, отдаваясь ей неистово, будто влюбляясь в очередной проект, — быстро разгораясь, яростно любя и так же стремительно остывая. На подоконнике толкались баночки, фиксируя ее увлечения в разных стадиях: ополовиненный порошок куркумы, едва тронутая матча, даже не открытый мате, надорванный кедровый кофе, кофе без кофеина, чай без кофеина, какао из кэроба — многие из банок и пакетов открывались раз, засыпались, потом снова открывались еще пару раз и оставлялись без присмотра на годы вперед.

Сначала Аля практиковала вегетарианство, потом увлеклась сыроедением, на котором скинула под десять кило и подорвала функциональность желудка, загремев в больницу на две недели, а Соня варила ей супы-пюре и таскала в контейнерах каждый день. Потом Аля перешла на кетодиету: цедила кровь и измеряла уровень кетонов каждый вечер. Сейчас