обнажает вещи» (так ее характеризует главный герой романа Алана Холлингхерста «Линия красоты», специалист по Генри Джеймсу); но больше всего меня в этих книгах поражает то, как актуальны они по сей день: я живу в другое время, отличаюсь от Барт полом и не являюсь заложником сватовства, но не могу отделаться от ощущения родственности. На ошибках прошлого стоит учиться, и тем не менее их так заманчиво повторить — совсем как это делает она сама, принимая готовые живописные позы. И больше всего я люблю момент, когда в кинотеатре перед фильмом гаснет свет, чтобы вспыхнуть вновь и ослепить зрителя соблазнительностью экранных икон, идеальностью медиальности — всем тем, что предписывает нам, как жить и как сожительствовать.

Июль 2015. Во время прохождения недельной практики в Эрмитаже я решаю развеяться и отправляюсь на свидание с парнем, которого нашел в сети. На вопрос о том, кем он себя видит в будущем, он отвечает, что хочет в «Стокманн», но в «Бенеттон» его могут устроить друзья; Собчак, по его мнению, стала бы неплохим президентом, а Толстой — плохой писатель. Возле Василеостровской мы заворачиваем в табачную лавку, где у меня, пока он покупает табак, появляется возможность сбежать. Но из-за отсутствия опыта и избытка совести я не ухожу, а затем события принимают непредсказуемый оборот, когда мы по его наводке и с моего молчаливого согласия сворачиваем на кладбище. Я спрашиваю, почему он так странно ведет себя, а он отвечает, что ведет себя как обычно: «Возможно, дело в том, что я дунул». В десять утра он скрутил и выкурил косяк, сделал уборку, поел, перенес нашу встречу на пару часов и лег спать.

Бесконечный тревеллинг по петербургскому проспекту; мы обсуждаем его участие в судебном процессе: на него и его друга напали гомофобы с ножом и выбили зуб. Мы в очередной раз заходим в магазин, и я покупаю воду без газа. Он спрашивает, что я купил. Когда я ему показываю, он отвечает, что всегда пьет только пузырьковую воду, а артезианская на вкус как из туалетного бачка. Мы двигаемся в сторону метро, и он спрашивает меня у входа, чем я занимаюсь вечером. Я говорю, что иду пить, и прошу посоветовать бар, чтобы извлечь из встречи хоть какую-то выгоду. Мы пожимаем руки и прощаемся.

Через полчаса мы с моим гетеросексуальным другом отбиваемся на Невском от назойливых петербургских сутенеров, предлагающих нам секс-услуги. Он говорит, что в моем безнадежном случае идеальным решением было бы научиться разбегаться до скорости света, чтобы обогнуть земной шар и выебать самого себя в зад. В другой ситуации я бы не засмеялся, но сейчас, совершив романтическую прогулку по кладбищу с парнем, обкурившимся марихуаной, я громко смеюсь. Навернув в баре с другом и нашей общей знакомой, мы в быстром монтаже пересекаем центр и доходим до Дворцовой. Я присаживаюсь за столик в бистро, куда мы зашли за пиццей. Вопреки всему, что произошло в тот день, на плазме напротив показывают «Перед закатом» Ричарда Линклейтера.

«ПЕРЕД РАССВЕТОМ» (1995), «ПЕРЕД ЗАКАТОМ» (2004), «ПЕРЕД ПОЛУНОЧЬЮ» (2013), РЕЖ. РИЧАРД ЛИНКЛЕЙТЕР

В 1995 году в поезде, колесящем по Европе, встречаются француженка Селин (Жюли Дельпи) и американец Джесси (Итан Хоук). После недолгой беседы в вагоне-ресторане они решают сойти в Вене и провести вместе сутки. До того как наступит рассвет, они успеют исповедаться друг другу во всем, перестанут ежесекундно думать о смерти, узнают от гадалки, что всё создано из звездной пыли, а на следующее утро разъедутся, договорившись встретиться вновь через полгода. Встретиться им суждено только через девять лет, с изменившимся для него и для нее супружеским статусом, в предзакатном Париже, куда Джесси приехал на презентацию книги об их предыдущей встрече. Во время второго вечера, проведенного вместе, они поймут, что жить друг без друга не могут, порвут с супругами и проведут еще девять лет, но уже не порознь, а вместе, нарожают шумных детей и, сбросив их на попечение своих греческих друзей, окажутся в благословенном полуночном уединении на Пелопоннесе.

«Перед рассветом», «Перед закатом», «Перед полуночью» — мои любимые фильмы о гетеросексуальной любви из категории «Рулоны туалетной бумаги на слезы». В них герои пиршествуют языком и артикулируют до изнеможения, потому что не могут выразить чувства иначе: описывать импровизированные на вид диалоги — бесполезно, вникать в их структуру — бессмысленно, в них — биологические катастрофы, зодиакальная совместимость, неуверенная молодость и ещё более неуверенный период за тридцать. Фильмы, о которых я не переставал говорить в Америке летом 2013-го, когда вышла третья часть; фильмы, благодаря которым я переехал в Москву, написав о них вступительную работу на киноведческий; фильмы, благодаря которым я оказался здесь, в Петербурге, в бистро у Дворцовой, ослепленный плазменной панелью.

В поезде Джесси читал мемуары Клауса Кински, а Селин — «Мадам Эдварду» Батая. В жизни так не бывает? «Но на этот случай, — говорю я себе, еще не зная о теории спектакля Ги Дебора, — как и на многие грядущие, когда мне будет одиноко, всегда есть кино».

5. буржуа не буржуа

I

Сентябрь 2014. Я знакомлюсь с ним вскоре после переезда в Москву. Все прочат нам отношения (нас часто путают), но мы как будто договариваемся между собой, что никаких отношений между нами быть не может. Он танцует как нечто среднее между труппой Дягилева и Джанет Джексон и немыслимо, в невообразимой степени гомосексуален. Поначалу я не могу встроить его ни в одну систему и по-гомофобному к нему холоден. Его любимые фильмы («Капризное облако», «Блондинка в законе», Ульрих Зайдль) я анализирую как медицинскую карту. Он постоянно держится в стороне («бережет себя для Франсуа Сагата»). Мне нравятся The Jesus and Mary Chain, потому что они звучат в «Трудностях перевода», а ему они нравятся, потому что звучат у Грегга Араки.

В общей компании у нас спрашивают, кто в гомосексуальном сексе занимает активную позицию. Будучи неосведомленным и находясь на доисторическом уровне сексуальной политики, я отвечаю, что тот, у кого член больше. Я постоянно всё упрощаю и чувствую себя идиотом, недостаточно геем (до этого, живя в провинции, я всё время чувствовал себя слишком гомосексуальным). Он презирает меня за гетеронормативность; я завидую его квирности, которой никогда не достигну.

Декабрь 2014. На эскалаторе, спускающемся в метро, меня из-за легкого подпития охватывает приступ паники, и я убегаю от него. Все те актерские недостатки, которые я так порицал, когда видел на экране (барочная жестикуляция, дергающаяся мимика, голос, ходящий синусоидой), оказались прочно укоренены в моем теле. Я всему учусь