в лифт торгового центра и жму «вниз». Мужчина, стоящий рядом, отталкивает меня и долбит по кнопке «вверх», но лифт повинуется мне. Мое лицо против воли расплывается в улыбке, пока мужчина шипит:

— Узкоглазый пидорас нажал вниз!

Жена одергивает его за рукав и шепчет:

— Чего ты ругаешься, может, он по-русски не говорит.

— Говорит, я же вижу!

Я выхожу из лифта и продолжаю улыбаться.

Улица Софийская, 37

Мне предлагает сотрудничество известный молодой фотограф. Я говорю ему, что располагаю карт-бланшем в МНИ в рамках коммунальных мастерских, и предлагаю выставиться с фотосерией.

будучи наполовину корейцем в этой стране, я часто подвергался оскорблениям на расовой почве, причем меня всегда называли таджиком, узбеком, чуркой — как угодно, но не корейцем (на корейца я бы не обиделся — ведь это действительно так). весь азиатский мир сливается в восприятии расистов в сплошную плохо различимую массу, как контрафактный товар на развале. суть проекта проста: нужно сделать модную съемку на манер dazed или i-d в одежде с эмигрантского рынка. за счет стилизации поддельная одежда не только придаст мне видимость, но и заставит всех по-новому посмотреть на место, к которому многие относятся с брезгливостью.

Мы отправляемся на рынок, где пытаемся договориться о съемке, но людей, которые десятилетиями зарабатывают тем, что облапошивают покупателей, невозможно увещевать. Продавцы принимают нас за работников налоговой службы или госслужащих. Сарафанное радио нас опережает, и когда мы переходим в очередной бокс, продавцы уже осведомлены о нас. Мы притворяемся оптовыми покупателями — нам возражают, что те обычно приходят с айфонами, а не с монструозной цифровой камерой; говорим, что делаем проект для университета — и нас отсылают в масс-маркет. Я выношу из ситуации важный антропологический урок: нельзя проблематизировать место, не поинтересовавшись сперва, нужно ли это его обитателям.

Воронцовский бульвар, 4

Одногруппница приглашает меня в итальянский ресторан, где искусство, как следует из анонса, пытаются сделать «ближе к людям». Мы приезжаем на Петроградку, пьем дармовое шампанское, и я добросовестно пытаюсь рассмотреть экспликации, но с трудом вижу даже сами картины — за столами у стен рассажены гости. Мы топчемся на месте минут пятнадцать, пока ждем официанта, обещавшего занять нам стол; за это время я выпиваю два бокала. Поняв, что ловить здесь больше нечего, мы уходим в рюмочную неподалеку.

* * *

Наша группа отправляется на выездное занятие в американское генконсульство. Там в плохо проветриваемом помещении, под завязку забитом петербургской арт-тусовкой, нам показывают американский видеоарт, вдохновленный Россией (белые лошади, черные квадраты и Седьмая симфония Шостаковича). Выбравшись на второй этаж, мы ежимся от кондиционера и пьем охлажденное красное и белое. Наливают сотрудники генконсульства, не говорящие по-русски. Петербургские фрики рассыпаются в благодарностях, сотрудники недоуменно кивают, культурный диалог никак не завязывается. Разодетые в пух и прах, мы позируем для фотографа, а потом под шумок забираемся в кабинет генконсула, чтобы сделать там фото. В здании установлена прослушка — от осознания этого факта мне почему-то становится еще смешнее, и я начинаю вести себя как свинья. Одногруппница, пригласившая меня в итальянский ресторан, смотрит на меня со смесью жалости (оборванец) и укора (идиот), видимо, окончательно потеряв в меня веру.

* * *

На вопрос о том, где я буду ночевать на следующей неделе, я отвечаю своей матери, что есть два варианта, оба из которых ей вряд ли понравятся: художница на спидах на Василеостровской и художница на барбитуратах на Звенигородской. В итоге благодаря знакомству я получаю работу в независимом книжном в шаговой доступности от Звенигородской.

Улица Константина Заслонова, 32–34

В первый же вечер в магазин залетает девушка, проводит ладонью по корешкам, вытаскивает книгу и целует ее. На мой вопрос, собирается ли она ее покупать или будет только с ней целоваться, девушка отвечает, что обживается. Я советую ей обжить другое место, на что она полным обиды голосом спрашивает: «Это что-то личное, да?» — и скрывается в ночи.

* * *

Единственным способом (единственной художественной стратегией) обжить Петербург (так сильно, если задуматься, похожий на меня в смысле проблемной идентификации) оказалось не исследовать его, а уехать оттуда.

7. ®

Январь 2013. Мы вместе учимся на языковых курсах в Смоленске, и я уже неделю наблюдаю за ним, но мы не взаимодействуем. Сегодня последний день занятий, и я пытаюсь насмотреться на него напоследок, иногда переводя внимание: на соседку, фортепиано, свое отражение в зеркале во всю стену (мы разбираем текст в танцевальном классе). На мне синие джинсы[49] и футболка с принтом[50], но я хорошо знаю английский; он знает английский не настолько хорошо, но одет как модель из рекламы COS: очки в круглой роговой оправе, бежевый джемпер поверх белой рубашки, черные джинсы, тимберленды[51].

Я пытаюсь активировать свой гей-радар, но не могу понять, барахлит он или нет: мой опыт общения с квир-людьми невелик — с подругой-лесбиянкой старше меня на десять лет и открытым бисексуальным поэтом-сверстником. Я книжный, забитый, наполовину кореец; он похож на Мэтта Дэймона из «Талантливого мистера Рипли» — голубоглазый блондин, аккуратный и обещающий неприятности. Я встречаюсь с ним в гардеробе: мы не обмолвились ни словом за всю неделю, хотя занимались в одной группе. Я подхожу к нему, протягиваю руку и говорю: «Я Миша». Он совсем не против назвать свое имя.

Он учится в престижной гимназии в центре Смоленска, я — в школе на окраине. Мы общаемся в сети два месяца до тех пор, пока он не удаляет свою страницу. В 2014-м я прерываю рабочую линию своей семьи (деды — шахтеры, мать, отец и бабушка — инженеры) и поступаю на киноведческий во ВГИК. В 2015-м, отучившись в Финляндии год, он выходит со мной на связь. Каждое утро он шел в темноте в институт, вечером возвращался в темноте домой и понял, что ему в Финляндии слишком темно. Он уехал в Смоленск и уже полгода зависал там. Он предлагает мне встретиться. Через нашу общую подругу я знаю, что он осведомлен о моей гомосексуальности. Предложение меня удивляет, но я соглашаюсь.

Август 2015. На мне очки в прямоугольной роговой оправе[52], голубая рубашка, серый плотный кардиган[53], объемные синие джинсы[54] и коричневые туфли на небольшом каблуке[55]. Спустя три года он выглядит еще более сногсшибательно[56]. Я опаздываю на пять минут, и первым делом при встрече он иронически произносит:

— Тебя за смертью посылать.

Мы обнимаемся, и он добавляет:

— Я по