Как и Таттл, он был пилотом. Как и Таттл, он обычно путешествовал один.

Более того, Коновер добился некоторых успехов. Главным его достижением стало открытие неизвестной прежде космической станции двадцать седьмого века на краю Дамы-под-Вуалью. Это случилось в 1402 году. Он работал в этом направлении еще семнадцать лет и внес существенный вклад в историческую науку, но больше не обнаружил ничего столь же впечатляющего и в 1419 году вышел на пенсию. Три года спустя он объявил, что уходит, – и действительно ушел. Возможно, кто-то знал, где его искать, но в открытых базах такие сведения отсутствовали.

Мы продолжали собирать информацию о Таттле и попросили Джейкоба выяснить, к кому могли попасть его бумаги. Искину потребовалось всего несколько секунд на ответ:

– У меня нет таких сведений, Алекс.

– Что ж, – заметил Алекс, – я бы удивился, если бы мы что-нибудь нашли.

– Видимо, его не считали достаточно крупной фигурой, и никто им не заинтересовался, – добавил Джейкоб.

Никто не написал биографию Таттла, никто не удостоил его серьезной награды. Из интервью вырисовывался образ ограниченного чудака, «специалиста» наподобие охотников за привидениями, поклонников Нострадамуса и тех, кто мог различить облик Бога в Андреановом облаке. В прессе о нем почти не упоминалось. Имелись сообщения о его смерти и свадьбе, а также заметка о том, как он спас тонущего ребенка из реки Мелони во время летнего фестиваля. В общем, о Таттле не было известно почти ничего, если не считать его острого интереса к поискам инопланетной жизни.

Некоторые из коллег Таттла были еще живы. Мы встретились с кем смогли – с Уилсоном Брайсом из «Юнион рисерч», Джеем Пакстоном из Университета Йорка, Сарой Инагрой из Института Квеллинга и Лизой Кассаветес, которая давно ушла в политику и стала депутатом Законодательного собрания.

Некоторые из них бывали в риндервудском доме, но, само собой, это было очень давно. Никто не помнил о шкафе, а тем более о его содержимом.

– Собственно говоря, – сказала Кассаветес, которая, несмотря на свои сто шестьдесят лет, с улыбкой намекнула, что ее интерес к Таттлу ограничивался спальней, – я даже не помню, чтобы хоть раз входила в его кабинет.

Никто не был в состоянии объяснить, откуда могла взяться плита.

– Да, – сказал Брайс, высокий и неуклюжий, со слишком длинными руками и ногами; он выговаривал каждую фразу так, будто нам следовало ее конспектировать, – эти символы отдаленно напоминают позднекорбанские. Но взгляните на подлинную позднекорбанскую письменность…

В день, когда мы разговаривали с Брайсом, позвонила Одри. Когда она появилась посреди зала, мы сразу же поняли, что хороших новостей ждать не приходится.

– Ребята, – сказала она, – похоже, вы были правы: вашим источникам не стоит доверять. В окрестностях Трафальгарского моста нет никаких следов плиты.

– Может, ты ее просто не заметила?

– Вполне возможно. Как раз перед началом поисков случился сильный шторм, который мог взбаламутить ил. К тому же на дне полно камней. И все-таки…

– Ты считаешь, что ее там нет.

– Именно. Хотите, чтобы я вернулась и поискала еще? Могу, но только за дополнительную плату.

– Нет. Оставь это.

– Что ж, извините. Если передумаете, свяжитесь со мной.

Когда она исчезла, Алекс пробормотал что-то об идиотах, сбрасывающих в реку ценные вещи, и попросил Джейкоба показать ему родословные Ары и Дуга Баннистер.

– А они тут при чем? – осведомилась я.

– Помнишь, кому изначально была нужна плита?

– Тете Дуга.

– Возможно. Ара сказала – «нашей тете». Посмотрим, кто это может быть.

Нашлись две тети со стороны Дуга и три со стороны Ары. Джейкоб проверил каждую из них. Одна была замужем за археологом, но тот специализировался на первопоселенцах Окраины, – связи с нашей историей, похоже, не было. На трех других тоже не нашлось ничего существенного. А вот пятая представляла куда больше интереса.

Ее звали Рэчел Баннистер. До ухода на пенсию она работала межзвездным пилотом и в свое время была знакома с Сансетом Таттлом.

– Насколько близко? – спросил Алекс.

– Пока ищу.

Алекс удовлетворенно кивнул.

– Я начинаю думать, что они нам солгали.

– Не сбросили плиту в реку?

– Именно. Что еще, Джейкоб?

– Упоминаются ее хобби: садоводство и римрод. – Римрод был популярной на рубеже веков карточной игрой. – Увлекается музыкой, сотрудничает с фондом Трента.

– В качестве волонтера?

– Да. Судя по имеющимся сведениям, несколько часов в неделю Рэчел обучает девочек, у которых есть проблемы в школе. Вообще-то, она работала в нескольких андикварских благотворительных организациях.

– И давно она этим занимается?

– Лет тридцать.

– Похоже, добрейшей души женщина, – заметила я.

– Четыре года работала в туристической компании «Край света», а весной тысяча четыреста третьего года уволилась. Именно тут и обнаруживается связь с Таттлом.

– Только не говори, что она была его подружкой, – сказал Алекс.

– Ты угадал.

– Так вот, наверное, зачем ей плита, – сказала я.

– Сентиментальные чувства?

– Да.

Он с сомнением посмотрел на меня:

– Чейз, он скончался больше четверти века назад.

– Не важно, Алекс. Люди влюбляются, некоторые – навсегда.

– Через двадцать пять лет после того, как он ушел в мир иной?

Я не смогла удержаться от смеха.

– Ты безнадежный романтик. Знаешь?

– Все равно не верю, – ответил он.

Для меня все было более или менее ясно.

– Но это никак не объясняет, почему она решила избавиться от плиты, – добавила я.

– Нет, – покачал головой Алекс. – Она от нее не избавилась. Плита и сейчас у нее. – Он посмотрел на часы. – Джейкоб?

– Да, Алекс?

– Можешь соединить меня с Дугом Баннистером?

Через несколько минут послышался писклявый голос Баннистера:

– Алло?

Изображения не было.

– Дуг, это Алекс Бенедикт.

– Кто?

– Алекс Бенедикт. Мы с вами несколько дней назад говорили о плите. После игры.

– О плите?

– Каменной плите, которую вы забрали в Риндервуде.

– Ах да. Извините. Вы ее нашли?

– Нет. Мы обшарили дно Мелони в окрестностях Трафальгарского моста, но плиты там не оказалось.