Когда восстание сипаев потерпело крах, он и несколько сподвижников скрылись в джунглях. Дальнейшая его судьба неизвестна: предполагается, что умер Нана Сахиб где-то в Непале. Недостаток фактов открывает перед романистами огромный простор для фантазии. Впрочем, приемному сыну пешвы явно недоставало многих черт, присущих герою Жюля Верна. И речь не только о благородстве: очевидно, что Нана Сахиб не был столь же глубоко образован, как принц Даккар, никогда не интересовался инженерным делом и вряд ли мог спроектировать новаторскую подводную лодку. Среди литературоведов бытует версия, что персонаж капитана Немо оформился после знакомства писателя с эпизодом из истории Гражданской войны в США. В картотеке Верна была найдена занятная карточка с пометкой: «Белый Раджа, сын господина N., один из создателей “Монитора”». Речь в записях шла о сыне английского военного топографа и знатной индуски, который под влиянием матери поддержал сипайский мятеж. Затем, спасаясь от преследований англичан, он оказался в Америке, где полыхала схватка между Севером и Югом. Белый Раджа вступил в армию северян и познакомился с выдающимся изобретателем шведского происхождения Джоном Эриксоном, перед которым в то время встала тяжелая конструкторская задача. Южане создали грозный броненосец «Мерримак», грозивший стать их козырем в решающей борьбе. Эриксон стремился спроектировать для северян корабль той же мощи до того, как южане пустят в ход новое оружие. И тут индийский новобранец оказался как нельзя кстати. Он принес Джону чертежи странного изобретения, представлявшего собой нечто среднее между подлодкой и броненосцем. И хотя кораблестроитель отверг готовый план своего советчика, его идеи все равно были творчески переосмыслены и использованы Эриксоном при строительстве легендарного «Монитора», который оказался много совершеннее «Мерримака».

Вот он, настоящий прообраз Немо, пишут некоторые авторы. Думается, однако, что в этом есть изрядная доля преувеличения. В записях Верна не названо даже имя загадочного индийского конструктора. Американская же историография не знает никакого соавтора «Монитора» по прозвищу Белый Раджа. Очень похоже, что перед нами не реальная история, а рабочий вариант сюжета, описывающий предысторию капитана Немо. Вспомним: в свое время энергичный издатель побуждал романиста сделать главного героя американским борцом против рабства. Для принца Даккара участие в Гражданской войне на стороне северян было бы вполне естественным: он и далее поддерживает освободительные движения по всему миру, правда уже из морской пучины.

Между тем «Таинственный остров» дает недвусмысленный намек на возможный прообраз капитана Немо, к которому восходит его высокая образованность и инженерный гений. В романе принц Даккар назван потомком султана Типу, последнего правителя независимого государства на юге Индии в Майсуре. Типу, действовавший в конце XVIII века, должен приходиться капитану Немо дедом. Это был не только выдающийся политик и солдат, поэт и полиглот, но и превосходный военный изобретатель действительно мирового значения.

Известный под прозвищем Тигр Майсура, он вел по-настоящему успешные войны с англичанами, заключив выгодный союз с Францией, и нанес противникам ряд чувствительных поражений. Главное же, Типу был одним из пионеров ракетного оружия: оно появилось в индийской армии еще при его отце, но молодой султан усовершенствовал индийское вундерваффе — майсурские ракеты с корпусом из мягкого кованого железа, заполненного черным порохом. Их дальность достигала двух километров; именно майсурские ракеты решили дело во время битвы под Поллилуром осенью 1780 года, в результате чего Тигр Майсура взял в плен более четырех тысяч солдат Ост-Индской кампании. Индийское чудо, ставшее очень болезненным уколом для англичан (как же, техническая новинка у дикарей!), легло в основу ракет собственно британской армии: их изобретатель Уильям Конгрив долго изучал майсурские прототипы. По преданию, когда Типу наконец погиб в бою с британцами в 1799 году, Артур Уэлсли, герцог Веллингтон, произнес: «Господа, теперь Индия наша». Принц Даккар никогда с этим не согласился бы.

Молодой колдун жаждал власти. Он объявил племени, что могущественней старого и без труда может доказать это. И вот теперь оба стояли на берегу полноводный реки спиной друг к другу, облаченные в странные одежды из змеиных шкур, рыбьих пузырей и бог знает чего еще. Юный кудесник пел заклинания и натирал могучую грудь какой-то пахучей мазью, его соперник — усохший морщинистый старик — молчал, но время от времени тыкал пальцем в небеса, а после разворачивался и указывал посохом на противника. Так начинался огненный поединок, который должен был определить, кто из двух магов сильнее.

В толпе зрителей, усевшихся на почтительном расстоянии от «дуэлянтов», помимо темнокожих зулусов находился европеец — высокий синеглазый шатен, которому на взгляд было чуть больше двадцати лет. Узнав, что у местных туземцев намечается необычное действо, помощник губернатора провинции Наталь Генри Райдер Хаггард не смог отказать себе в желании увидеть его своими глазами. Вот удивятся родные в Уэст-Брэднем Холле, прочтя в его письме, как два африканских колдуна призывали друг другу на голову молнии во время бушующей грозы! Между тем к месту битвы с разных сторон, как будто действительно по призыву магов, приближались две тучи. Над головою соперников они слились воедино, и вот уже на землю посыпались крупные горошины ливня, загрохотал гром, и прорицатели начали медленно сходиться. Сверкнула одна молния, вторая, третья, а после Генри сбился со счета — все небо пошло пламенеющими трещинами, а от грохота заложило уши. «Чистое безумие, — едва не вырвалось у Хаггарда. — Какое к чертям волшебство — в том месте, где стоят поединщики, на землю выходят залежи железной руды. Тут вопрос лишь в том, кто более удачлив».

Буря оказалась непродолжительной. Уже через несколько минут дождь начал стихать, гром послышался где-то в стороне, и Генри облегченно вздохнул. Кажется, обошлось. Но зулусы все еще находились в напряжении. Колдуны стояли друг против друга на расстоянии чуть более метра. И вдруг прямо между ними ударила яркая огненная стрела — это было так неожиданно, что англичанин инстинктивно вздрогнул и отшатнулся. Оба противника стояли на ногах, но старый — уверенно и крепко, направив посох в грудь высокомерному юнцу, дерзнувшему бросить ему вызов, а младший — шатаясь, будто пьяный. Молния ударила еще раз — уже точнехонько под ноги молодому магу. Все было кончено. Толпа зрителей, а вместе с ней Хаггард, бросилась к месту дуэли. Юноша, желавший стать колдуном, был мертв. Его противник — и это было удивительно — жив и спокоен. Потрясенный Хаггард, оставив своих друзей-кафров, поспешил в Марицбург, чтобы скорее описать увиденное в письме к матери…

Такие эпизоды, как история с дуэлью кудесников, позволяли Генри отвлечься. Он оказался в Южной Африке отнюдь не по своей воле. Мысли об этом причиняли ему боль. Лили Джексон — соседка по поместью в Норфолке, ну чем она не понравилась отцу? Озадаченный перспективой их брака, он отправил восемнадцатилетнего сына в ссылку на край света, как какого-то преступника… Ах, Лили! Ее Хаггард будет любить всю жизнь, несмотря на то что его женой станет другая женщина. Впрочем, Африка оказалась совсем не такой ужасной, как он представлял. «Нигде я не видел таких прекрасных пейзажей, — писал он. — Великая равнина, переходящая в горы Кхахламба, или Драконовы горы; искрящиеся бешеные потоки; бурные грозы; степные пожары, огненными змеями извивающиеся по ночному вельду; великолепное небо, то чисто-голубое, то расцвеченное неповторимыми красками заката, то сверкающее мириадами звезд, воздух равнин, вдыхать который что пить вино, — все это я буду помнить до конца жизни, даже если проживу тысячу лет». Но не меньше, чем африканская природа, Генри увлекли местные жители, среди которых он проводил явно больше времени, чем требовала того служба. Наблюдая за обычаями зулусов, он чувствовал себя первооткрывателем, и было отчего. Кому из европейцев той да и нашей эпохи доводилось видеть, к примеру, зулусский обряд «вынюхивания»: «Собралось тысяч пять вооруженных воинов, — описывал его Генри. — Неожиданно они образовали круг, в центре которого танцевали знахари, вернее вынюхиватели тайных колдунов. Все присутствующие были бледны от страха, и не без оснований, ибо время от времени один из знахарей приближался с тихим монотонным пением к кому-либо из стоявших в круге и слегка прикасался к нему. Воины… тут же отправляли несчастного на тот свет. Мой друг попробовал вмешаться и едва за это не поплатился жизнью».