его во второй подъезд: там, в подвале, за трансформаторной будкой, имелся едва заметный чуланчик. Вход можно было завалить дровами и тыквами.

Вместе с раненым во второй подвал перебрался и Калинин.

23 сентября бой начался с самого утра. Накануне, при танковой атаке на дом военторга, противник понес большие потери, но, несмотря на это, продолжал оказывать давление на участке седьмой роты. На рассвете немцы двинулись вдоль железнодорожной колеи, которая уходила куда-то вправо, на улицу Хользунова.

Подпустив фашистов поближе, бойцы седьмой роты открыли огонь. Оставшиеся в живых гитлеровцы откатились. После короткого затишья появились два вражеских танка. Их встретил огонь противотанковых ружей из дома военторга и пулеметный огонь из «Дома Заболотного». Танки стали маневрировать среди развалин.

А потом бой разгорелся с новой силой. Несколько немецких танков и большая группа автоматчиков оказались рядом с зеленым домом. Они подошли справа, со стороны Пензенской улицы, явно стремясь прорваться к мельнице и дальше — к Волге.

Заговорили все огневые точки седьмой роты. Пока шел бой, с мельницы хорошо было видно, как немцы занимали зеленый дом.

Через полчаса, встретив сильное сопротивление, немецкие танки убрались. Вместе с ними ушли и автоматчики.

Прошел час после этого боя. И еще один час. Зорко следили за зеленым домом наблюдатели. Но там — полнейшая тишина. И невозможно было понять, что это значило: действительно ли немцы покинули зеленый дом, или это хитро задуманная западня?

Тем временем Наумов вызвал сержанта Павлова.

За время сталинградских боев (особенно при захвате дома военторга и вылазке во вражеский тыл) командир роты в полной мере оценил сержанта. Павлов действовал смело и решительно, он был напорист, но осмотрителен, не подвергал людей ненужному риску, не делал ни шагу зря, наобум, и люди шли за ним уверенно, без оглядки. Сержант вполне заслужил, чтобы именно ему, а не кому-нибудь другому в роте поручали самые сложные и опасные боевые задания. В последние дни седьмая рота сильно поредела. Почти никого не осталось в строю и от стрелкового отделения, которым командовал Павлов. Товарищи в шутку называли его «генералом без армии».

— Как, Павлов, надоело без дела ходить? — подмигнул Наумов. — Работенка есть…

Павлов сразу почувствовал, что предвидится новое «настоящее дело» — так в роте называли рискованные боевые задания. Недаром шутит командир роты, недаром улыбается — сержанту уже хорошо знакома его хитрая усмешка. И Павлов ответил в тон командиру:

— Готов, товарищ командир роты, поработать. Оплата как будет: сдельная или повременная?

— Пожалуй, повременная. А может случиться, что и аккордная, — раз и навсегда… Там видно будет, — сказал Наумов и уже серьезно спросил:

— Знаете зеленый дом на площади?

Кто же в роте не знал этого дома? А Павлов даже побывал в нем.

И он рассказал командиру роты и про подвал и про то, как обещал его обитателям «прогнать ирода».

— Придется сходить туда еще раз, — сказал Наумов. — После боя там что-то тихо стало… Непонятно. Комбат приказал разведать. Дело для тебя, Павлов, самое подходящее. Бери людей сколько надо и действуй. Не впервой. Да поторопись, пока луны нет…

Так вот она, «работенка»!

Павлов попросил себе в помощь только троих. Прежде всего Александрова и Черноголова. Здорово действовали они тогда в тылу у врага. А третьим — Глущенко, с которым Павлов подружился еще за Волгой.

Обычная подготовка: вычищен автомат, все лишнее из карманов долой. Вот только табаку и спичек не забыть. И уж, конечно, дисков, гранат побольше.

К назначенному часу на разрушенной мельнице появился Жуков. Он решил лично проводить разведчиков.

Как всегда, комбата сопровождал связной Формусатов — кряжистый парень с добродушным лицом в рябинках.

Формусатов стал дружить с Павловым еще с той горестной весны, когда приходилось отступать из-под Харькова. За время скитаний он полюбил Павлова — колхозного паренька с характерным новгородским говорком. Бывало долгими солнечными днями, отсиживаясь в каком-нибудь заброшенном сарае, они не спеша рассказывали друг другу о себе, о мирной жизни.

Павлов вспоминал родной Валдай, детские и школьные годы…

Припомнилось ему, как много лет назад в помещении правления колхоза кто-то повесил осоавиахимовский плакат об авиации.

Ребята подолгу глядели на плакат, и в их воображении рисовались волнующие картины… Вот они совершают героические перелеты куда-нибудь далеко-далеко — на край света; вот они спасают затерявшихся в северных льдах участников полярных экспедиций… Слава о героях разносится по всей стране… Но они скромны, они готовятся к новым, еще более удивительным перелетам… И лишь выбрав свободный денек, навещают своих односельчан. Серебристая машина, распластав огромные крылья, делает над Крестовой несколько приветственных кругов. К восхищению детворы, самолет садится на выгоне, и летчики виртуозно подруливают прямо к дверям своей старой школы…

А вскоре по деревне пронесся слух, что на Валдае появился какой-то диковинный самолет без всякого мотора. Ребята постарше и порасторопнее растолковали «недомеркам», что это планер.

Вот с той поры и завладело Павловым неодолимое стремление летать. Когда пришла пора идти в армию, призывная комиссия уважила его просьбу и направила в авиацию. Казалось, сбылась мечта: молодой боец прибыл в авиационное соединение и уже видел себя за штурвалом боевой машины. Но вышло совсем иначе. Он попал в хозяйственный взвод.

Однажды Павлов неохотно, но все же рассказал Формусатову о нелепом происшествии, в результате которого отменили его назначение в школу младших авиаспециалистов.

— Тогда мы, молодые солдаты, проходили карантин на авиабазе и усиленно занимались строевой подготовкой. И был во взводе один парень, который все время ступал не в ногу. Я шел как раз за ним. Несколько раз я негромко говорил ему, чтоб он сменил ногу, и всякий раз только получал замечания за разговоры в строю. А в очередной перебранке сам не заметил, как с ходу наступил ему на ногу. Он как заорет: «Павлов толкается!» — и так сильно заковылял, что сержанту пришлось удалить его из строя. А меня за недисциплинированность направили не в школу, а на склад вещевого снабжения.

Этот рассказ сильно развеселил тогда Авагимова и Формусатова. Впоследствии, если Павлов спорил о чем-нибудь, они не упускали случая подтрунить над ним, напомнить, чем окончилась для него перебранка в строю…

Провожая друга в опасную разведку к