Поползли.

Прошел какой-нибудь час — и отряд наткнулся на противника, прочно засевшего в одном из домов. Сильный огонь не давал двинуться дальше. Завязалась перестрелка. Черноголов, укрываясь в воронках, подобрался к дому и одну за другой кинул в окна три гранаты. Гитлеровцы ненадолго замолчали. Воспользовавшись этим, отряд обогнул дом и двинулся дальше.

Прошли еще метров двести. На пути — широкая улица. Хочешь не хочешь, а пересечь открытое место надо, иначе к универмагу не попасть. Павлов огляделся. Теперь их уже только одиннадцать: троих лишились в перестрелке у дома… Солдаты цепочкой расположились на развороченном тротуаре — кто в яме, кто за грудой камней. Сержант подает знак перебираться на ту сторону.

Пример показал Александров. Он плотно прижался к мостовой и стал быстро-быстро работать локтями, с каждым движением продвигаясь вперед. И вот он уже на другой стороне улицы. Ввалился в воронку. Взмахнул рукой: давай!

Но тот, кто пополз вторым, остался посреди мостовой… То был Кононенко, один из четырех лозовчан.

— Антон, Антон, и схопыло ж тебе лыхо, — прошептал Евтушенко, увидев, что земляк лежит недвижим.

Секундное замешательство — и совсем молодой парень, бледнолицый, с широко раскрытыми немигающими глазами ринулся вперед. Его тоже настигла пуля. Он громко застонал.

— Эх, расшумелся, — в сердцах проговорил Павлов и вдруг увидел на мостовой Шаповалова. — А ну, Шаповалов, вытащи его!

Ни секунды не задерживаясь, солдат схватил раненого за воротник шинели и поволок в сторону.

— Годи тоби завываты, — прикрикнул на него Шаповалов. — Горлом богато не навоюешь, браток…

Оказавшись в воронке, по соседству с той, где укрылся Александров, парень притих.

— Шо мени з тобою робыть? — как бы раздумывая вслух, спросил Шаповалов, перевязывая пробитую пулей ногу товарища.

— Вы без меня идите… Я отвоевался… Вот дождусь, стемнеет… Сам доберусь… — уже совсем тихо процедил он сквозь посиневшие губы. Парень уже стеснялся проявленной слабости.

Остальные перебрались через улицу благополучно. А к вечеру девятерым снова пришлось принять бой.

К тому времени немцы уже сами стали искать просочившихся в тыл советских бойцов. Но развалины — прекрасное укрытие. Гитлеровцев встретили дружным огнем. Уложили немало. Но и сами потеряли двоих. Потом кто-то из бойцов обнаружил лаз в подвал. Спустились. Темень. Понемногу глаза стали привыкать. Вот в углу топчан, а на нем какой-то ворох.

— Наши! — раздался в темноте не то крик, не то стон.

На топчане лежала раненная в плечо пожилая женщина. Как выяснилось, несколько дней она пробиралась к Волге и только вчера проходила мимо универмага.

— Никак, сынок, ты туда собрался? — ужаснулась она. — И думать не моги! Там уже немец!

— А наши?

— Никого там наших не осталось, все куда-то подались.

Павлов задумался. Мог ли он знать, что с Федосеевым все кончено? А между тем это было так. На рассвете, вскоре после того, как из универмага выбрался Лосев, немцы предприняли сильную атаку. Отразить ее было нечем. И к тому времени, когда выпустили последний снаряд, когда кончился последний диск, никто из оставшихся в живых уже не мог двигаться…

Но ничего этого Павлов, разумеется, не знал. Он имел приказ и должен был выполнить его во что бы то ни стало. А вдруг эта старая женщина напутала?

Сержант принял решение. Пусть их осталось семеро — все равно: приказ есть приказ.

Той же ночью группа двинулась вперед. Только к утру добрались до перекрестка, откуда можно было хорошенько разглядеть универмаг. Замаскировавшись в люке канализационной трубы, Павлов стал наблюдать. Пожалуй, женщина не ошиблась: по дому свободно расхаживали гитлеровцы. Наших там не было.

Обратный путь был тоже нелегок. В непрерывных стычках прошел весь день и почти вся ночь.

Откуда только у человека силы берутся!

На третьи сутки стал донимать голод. Ведь за все время всего-то и съели — несколько сухарей да немного пшеницы, которую нашли в подвале. Не густо!

Правда, Павлову достался еще помидор — один на двоих. Обнаружил его Александров:

— Гляди, сержант, вон закуска лежит.

Действительно, на обочине мостовой лежал большой помидор. Выглядел он очень аппетитно.

— А под ним мина, — с досадой добавил Павлов. — Да мы сейчас «разминируем». А ну, давай, отползай подальше.

Александров отполз, а Павлов, тщательно осмотрев все вокруг, стал легонько поднимать помидор: нет ли под ним предательской проволочки? Мины не оказалось. Александров, наблюдавший издали, возвратился.

— Может, отравленный? — неуверенно проговорил он, облизывая пересохшие губы.

— Скорей всего раззява какая-нибудь обронила, — и Павлов разломил спелый плод надвое.

Помидор оказался сладким, сочным и немного притупил чувство голода.

Вот, наконец, уже виден знакомый дом военторга, откуда два дня назад отправилась в свой трудный путь штурмовая группа. Но лезть очертя голову опасно. Кто знает, что там теперь?

На пути — маленький домик. Вернее, не домик, а развалины с небольшим подвалом. Сюда, пожалуй, стоит забраться. Даже если там и немцы, то вряд ли их очень много.

По сигналу сержанта Черноголов, Александров, Евтушенко и Шаповалов подползли к домику. Там оказались свои, из седьмой роты.

— Павлов! Жив!

— Поесть, ребята, найдется?

Нашлось сало, хлеб.

— Где наша рота?

— Все еще в военторге. Да туда сейчас не пробраться. Снайпер.

Но ждать, пока стемнеет, долго.

— Вы оставайтесь тут, — приказал Павлов своим усталым спутникам, — а я подамся в роту. Всем нам рисковать ни к чему.

Две гранаты, брошенные одна за другой, подняли на улице густое облако пыли. Под его прикрытием Павлов стремительно — в несколько прыжков — преодолел неширокую улицу, отделявшую его от дома. А еще через пять минут он докладывал командиру роты о результатах рейда. В универмаге никого не оказалось. Потери в отряде — девять человек. Геройски вели себя Александров и Черноголов. Фашистов за время рейда уничтожено не менее полусотни.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

БОИ ЗА ОПОРНЫЕ ПУНКТЫ

В третьей декаде сентября сражение разгорелось в районе заводов «Баррикады», «Красный Октябрь» и Сталинградского тракторного. Именно сюда были направлены главные немецкие атаки. Сильные бои шли