Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В развалинах отыскался и пулемет — разбитый и искореженный. Его выставили в музее, чтобы сохранить навечно память о героях Сталинграда Павле Демченко и его товарищах.
Седьмая рота, выдержавшая в доме военторга сильнейший натиск немцев, передала в конце концов этот дом соседу — тридцать девятому полку, а сама перешла на мельницу, поближе к Волге.
Теперь, когда уже более четко стал вырисовываться передний край полка — расстояние от него до волжской воды не превышало трехсот метров, — надо было укрепить оборону, захватив близлежащие здания.
Ночью на участке третьего батальона появился Елин. Проверив систему обороны, он вместе с Жуковым направился в седьмую роту.
У входа их встретил Наумов.
От сгоревшей мельницы остался один остов, но нижний этаж — огромный, засыпанный зерном подвал — был надежно защищен массивным перекрытием. Высокие толстые стены, изрытые пулями и осколками снарядов, напоминали о том, что это здание имело когда-то много этажей. В отдельных местах сохранились причудливо нависшие площадки. Уцелела и прижавшаяся к углу винтовая железная лестница. Она словно вырастала из двухметрового слоя пшеницы, стояла почти вертикально и вела туда, где раньше был чердак.
— Пошли, — указал Елин на лестницу.
— Зачем вам туда, товарищ полковник? — нерешительно проговорил Жуков. — Место наверху открытое…
— Тогда пошли вдвоем, — обратился Елин к своему ординарцу, который уже увяз сапогами в сыпучем зерне.
Брови Жукова сошлись у переносицы. Неужели полковник плохо о нем подумал?
Но сомнения были напрасны. В молодом капитане Елин был уверен.
— Ладно, капитан… Знаю, вы не из робкого десятка, — примирительно сказал он, уступая ему дорогу. — А вы, Наумов, оставайтесь. Нечего там всем торчать.
На самом верху уцелела площадка. Место для обзора оказалось великолепным. Глазам открылась обычная для сталинградской ночи картина.
В северной части горизонта, там, где были заводы, где высился Мамаев Курган, бушует огненный буран. В темноту безоблачного звездного неба то и дело врываются ослепительные вспышки ракет; серпантин трассирующих пуль пересекает небосвод, словно кто-то задался целью разукрасить обезображенную землю разноцветными лентами. Где-то там, у немцев, один за другим ложатся снаряды нашей артиллерии: слышно, как она ухает из-за Волги.
С чердака разрушенной мельницы хорошо виден передний край полка.
Вот метрах в тридцати длинное невысокое строение. Это мельничный склад. От него уходит в город железнодорожная ветка. Еще в сотне метров, по обе стороны пути, — два четырехэтажных дома. Они стоят перпендикулярно Волге. Дом слева изрядно побит. Но тот, зеленый, справа, который торцовой стеной выходит на площадь 9 Января, так называемый дом облпотребсоюза, еще цел. Прекрасно расположены эти два здания: тот, кто их занимает, господствует над всей окружающей местностью.
— Много там немцев? — спросил Елин и отнял от глаз бинокль.
— Не думаю, товарищ полковник. Разведчики туда ходили.
— Ходили, говоришь? — оживился Елин. — Небось турнули? Кого посылали?
— По правде сказать, товарищ полковник, не посылал, сами зашли. Народ такой: куда ни поехал, а мимо не проехал…
— И то правда. И что же?
— Говорят, одни гражданские в подвалах.
Елин снова поднес к глазам бинокль и долго вглядывался в темноту.
Потом отдал приказ:
— Занять оба дома!
— Есть, товарищ полковник, — отчеканил Жуков.
— Продумай и доложи, — переходя с официального тона на товарищеский, сказал командир полка, когда они спускались по винтовой лестнице. — В случае нужды подброшу огонька…
Проводив командира полка, Жуков возвратился на командный пункт батальона. Он был огорчен: ведь нетрудно было и самому сообразить, что надо занять эти два дома. Правда, кое-что уже сделано (он не стал говорить об этом Елину — терпеть не мог оправдываться), траншею уже копают. Возможно, даже кончают копать, если только не замешкались.
О поставленной командиром полка боевой задаче он сообщил офицерам батальона.
— Тот, разбитый, хоть сейчас занимай, — заметил Кокуров, — полночи роем, и все еще тихо. Нет там никого!
Жуков тут же приказал Наумову отправить группу с заданием закрепиться в этом доме.
— Кого пошлете? — спросил он.
— Младшего лейтенанта Заболотного, — бойко ответил командир роты. — Парень — кремень.
Жуков хорошо знал командира стрелкового взвода Заболотного, прекрасно действовавшего при захвате средней школы и здания военторга.
— Где он сейчас?
— На траншее, товарищ капитан. И, наверное, уже подходит к дому… Теперь уже к «своему» дому, — поправился Наумов, улыбнувшись.
— Вот так и станешь тут «домовладельцем», — проворчал Авагимов.
— А что, товарищи? — серьезно сказал Кокуров. — Мы тут за свое деремся! И ничего зазорного я не вижу в том, если дом будет называться, скажем, «Дом Заболотного» или «Дом Иванова»… Придет время, дома отстроятся и домоуправ повесит новую табличку с фонариком и номерком. А пока — не до табличек.
Авагимов ушел отправлять группу Заболотного.
Когда политрук появился в траншее, дело уже близилось к концу.
Стояла темная безветренная ночь. При тусклом свете мерцающих звезд с трудом можно было различить фигуры бойцов.
Траншея проходила зигзагом через развалины, и лишь последний участок — примерно треть всей длины — пересекал неширокую Солнечную улицу и упирался в фасад полуразрушенного четырехэтажного дома.
Взвод Заболотного работал уже на самой улице, и до дома оставались считанные метры. Противно посвистывали пули, нет-нет — и взрывалась мина, но все же обошлось без потерь. По-видимому, немцев поблизости и в самом деле не было, иначе они обязательно помешали бы. Ведь как ни старайся, а скрыть работу, в которой занято двадцать человек, почти невозможно.
Еще один дом взят…
Фото Г. Зельма.
Спустившись на дно траншеи, политрук присел на корточки и подозвал Заболотного.
— Приказ командира батальона: занять этот дом, — Авагимов указал на высившуюся рядом стену.
— Ребята уже там побывали, товарищ, политрук, — тихо отозвался Заболотный. — Крыша на три четверти сорвана, окна выбиты. Ветер там свищет да домовой гуляет…
— Домовой — это страшно, — улыбнулся в темноте Авагимов. — А больше никого?
— Хоть шаром покати, товарищ политрук.
— Отлично. Возьмите с собой человек пять да два ручных пулемета, — распорядился Авагимов. — А