– Доброе утро, блядь! Так, нахуй, если кто по рации предупредит мастера смены, я, блядь, сегодняшним же числом уволю, нахуй! За мной, трудяги!

Он собрал всех четверых у входа в раздевалку, а затем, как стадо, погнал перед собой из бытового корпуса, где они находились, по переходу в технический корпус. Там располагались ЦПУ, различные службы и переход в машинный зал. Туда, в машинный зал, они и отправились. В центре зала у стены находилась будка, где размещались операторы. Свет в ней не горел.

– Удачно мы зашли, – прошипел Генитальич.

Обогнав сопровождающих их операторов, он подошёл к двери и резко дёрнул её на себя. В будке на двух лавках по стенам спали операторы, и ещё один дремал на стуле за столом. Когда дверь открылась и шум из машинного зала ворвался в будку, все подскочили, но было уже поздно. Лицо Генитальича перекосило от злобы, здесь было слишком шумно, чтобы что-то говорить, поэтому он просто махнул им рукой, давая понять, чтобы они выходили. Операторы вышли и, увидев стоящего рядом Скорострела, недобро на него покосились. Он протянул было руку, чтобы поздороваться, но на рукопожатие никто не ответил. Всю компанию Генитальич погнал к выходу из машинного зала, а оказавшись сзади, спросил у Скорострела:

– Ты же вроде раньше тоже опером был? Я тут недавно сравнительно, схронов не знаю ихних. Покажешь?

Скорострел кивнул. Они вышли толпой из машинного зала, прошли по коридору до лестницы и стали подниматься. Через два пролёта находился коридор, в начале которого, у самой лестницы, была комната приема пищи, а в конце – киповская[3]. Направо от неё была дверь в комнату для собраний. Налево – ещё один широкий коридор с огороженной курилкой и дальше – ЦПУ. Когда они подошли к киповской, Скорострел прошёл вперёд и открыл дверь в комнату для собраний. Там было темно, свет из коридора освещал стол и первый ряд стульев. Скорострел зажёг свет. За третьим рядом кто-то зашевелился. Спустя несколько секунд из-за стула появилось заспанное лицо Аватара с растрёпанными волосами. Увидев Скорострела, он сразу же подскочил.

– С добрым утром! – серьёзно сказал Скорострел, – на выход, можно без вещей.

Оператор вышел и, увидев остальных и с ними Генитальича, помрачнел. Скорострел тем временем подошёл к киповской и дёрнул дверь. Она была заперта. Скорострел настойчиво постучал кулаком. Было слышно, как за дверью кто-то зашевелился. Через какое-то время дверь открылась, на пороге стоял киповец с заспанным лицом и щурился на свет. В самой киповской свет был выключен.

– Не ждали, ёб вашу мать? – спросил Генитальич, – ну, открывай, чего уж.

Оттолкнув киповца, Генитальич прошёл в комнату, нашарил выключатель, щёлкнул. В центре просторной комнаты стоял большой, составленный из нескольких, стол. По стенам стояли шкафы с разными инструментами и оборудованием. Вокруг стола стояло несколько лавок. На одной была застелена фуфайка. Из-за стола с противоположной и правой стороны поднялись две головы.

– Кажется, все в сборе, – произнёс Генитальич, – ну пойдёмте, хули.

Он дождался, пока эти двое встанут и выйдут из киповской. Дойдя до курилки, Генитальич сказал:

– Стойте здесь, трудяги.

Сам же он пошёл на ЦПУ.

Когда открылась дверь и вошёл Генитальич, мастер смены убрал в ящик книгу, которую читал. На каждом рабочем месте сидел оператор. Кто-то клевал носом, кто-то читал, но все сразу выпрямились, как только вошёл Генитальич.

– Доброе утро, – сказал, вставая, мастер смены.

– А где твои бойцы? – с порога, не здороваясь, спросил Генитальич.

– На улице, работают, – без тени сомнения ответил мастер.

– На улице, значит, работают… – протягивая слова, сказал Генитальич, – ладно.

Затем он открыл дверь и крикнул:

– Заходите, работнички.

На ЦПУ, к ужасу мастера смены, стали заходить операторы. Среди них были стажёры от разных стадий[4] и даже старший оператор. Последним вошёл Скорострел. Выстроив вошедших на ЦПУ, Генитальич прошёл за стол мастера смены.

– Ну что, работнички, ёб вашу мать. Расскажите вашему мастеру, как вы ебашите не покладая рук. А то он сидит вот, уверенный, что все трудятся, себя не щадя. Правду я говорю?

Последняя реплика относилась к мастеру смены, который, бледный как полотно, молчал.

– Ну так вот, всё нихуя не так, как ты думаешь. Все эти доблестные передовики производства спокойно дрыхли, лёжа на лавках. Надеюсь, вам хотя бы работа снилась. Ну вот и что мне с вами делать? Моя бы воля, уволил бы вас всех нахуй прямо сейчас! Всю смену нахуй! Вы спать сюда приходите или работать? Зарплату вам за что, блядь, платят? Ходите, хуи пинаете, а потом удивляемся, что у нас – то не работает, там пропуск. В обходы надо ходить, а не лавку мять! Я вас, блядь, научу работать! Я вам больше тридцати процентов депремии выписать не могу, но подниму этот вопрос перед генеральным! Чтоб всей смене, нахуй, выговор и стопроцентное депремирование! Я, блядь, не поленюсь и буду наведываться по ночам почаще. Пусть я не посплю, но и вы у меня хуй поспите! Все поняли? Понаберут по объявлению, мучайся потом с вами! Идите, бляди, работайте!

От крика Генитальич раскраснелся и, закончив, направился к выходу с ЦПУ.

– Пойдём, покурим, – сказал он Скорострелу. Они вышли, дошли до курилки и, зайдя в неё, закурили. Курили молча. Мимо курилки прошло несколько человек. Кто-то возвращался в машинный зал, кто-то пошёл в туалет, расположенный в том же коридоре между комнатой приёма пищи и киповской. Докурив, они пошли к себе – в бытовой корпус. Генитальич посмотрел на часы, было около половины шестого.

– Ну и хули щас делать? Пойду, может, подремлю часок-другой. Всё равно все не раньше половины восьмого подтянутся.

– Геннадий Валентинович, – осторожно сказал Скорострел, – мне кажется, не стоит сегодняшний инцидент наверх выносить. Мы же пизды и получим за то, что дисциплина в цехе плохая.

– И то верно, – согласился Генитальич, – но надо же было этих долбоёбов вздрочнуть. Нехуй расслабляться!

Голос Цоя доносился из радиоприемника, стоящего на подоконнике ЦПУ. Был самый разгар воскресного дня. Цех работал стабильно, и мужики, спокойно сидя на своих местах, одним глазом поглядывая за процессом, вели общий разговор. Старшой, сидя как бы в центре всех, но чуть ближе остальных к радиоприёмнику, вдруг сказал: