— О Господи, Прунелла, не будь такой занудой! — воскликнула Нанетт. — Ты не можешь простить ему даже небольшое развлечение, а ведь он так долго не был дома! В любом случае, я хочу его увидеть и поговорить с ним. — О его племяннике?

— Почему бы и нет? — В голосе Нанетт слышался вызов. — Если граф так же ограничен в средствах, как Паско, он, может быть, будет нам еще больше благодарен.

— Ты не должна говорить такие вещи, — быстро сказала Прунелла.

— Почему? — удивилась Нанетт. — Граф должен на коленях тебя благодарить за все, что ты сделала для поместья Уинслоу. Я бы хотела, чтобы Паско был мне благодарен за что-нибудь. Если бы это зависело только от меня, он мог бы истратить все мои деньги до последнего пенса, а я бы только радовалась, глядя на это!

— Нанетт, ты не должна говорить такие вещи! — сердито повторила Прунелла. — Любой мужчина, у которого есть чувство собственного достоинства, не позволит себе жить на средства жены.

— Папа никогда не жаловался на то, что мама была богата, — возразила Нанетт, руководствуясь своей собственной логикой.

— Папа имел достаточно своих собственных денег, — ответила Прунелла.

— Но не столько, чтобы ты тратила на усадьбу Уинслоу, сколько тебе хочется, — уколола сестру Нанетта. — Надеюсь, ты сказала графу, что купила новую плиту для его кухни и перекрасила большой зал после наводнения?

— Я предпочла не говорить об этом.

— Ну и прекрасно, если тебе нравится тратить свои деньги, не получая от них никакого удовольствия, никто тебе в этом не мешает, — заметила Нанетт. — Но я должна сказать тебе одну вещь, Прунелла, что, если ты собираешься пойти на обед к графу, тебе нужно надеть что-нибудь нарядное.

— Мои платья меня вполне устраивают, — возразила старшая сестра.

Нанетт рассмеялась.

— Ты, наверно, сумасшедшая! С самого возвращения из Лондона я не перестаю удивляться, насколько ты старомодно одета и, несовременно выглядишь, но мне не хотелось ничего тебе говорить, чтобы не обидеть тебя. Слова сестры поразили Прунеллу, и хотя ей очень хотелось возразить, в глубине души она знала, что Нанетт совершенно права. На самом деле со времени болезни отца девушка совсем перестала обращать внимание на то, как она выглядит, а после его смерти купила себе несколько черных платьев в ближайшем городке, а через полгода на вторую половину траура добавила к ним два серых платья и одно лиловое. Прунелла понимала, что, хотя ее приобретения и были лучшим из того, что можно было найти в их графстве, они не выдерживали никакого сравнения с обширным и нарядным гардеробом, который Нанетт привезла из Лондона. К тому же Прунелла заметила, как изменился фасон и покрой одежды. Простые, прямые платья в древнегреческом стиле, которые в начале века ввела в моду жена Наполеона Жозефина, уступили место более изощренным нарядам. Теперь юбки платьев расширялись книзу, линия талии осталась высокой, а лиф и юбка обильно украшались кружевами, вышивкой, рюшами или бахромой. Наряды Нанетт были женственными, элегантными и самыми красивыми из всех, которые Прунелла когда-либо видела. Кроме того, вечером женщины носили шляпки без полей, декорированные перьями и драгоценными камнями, а их дневные наряды украшались золотыми галунами, пуговицами и даже эполетами, пока не начинали блестеть так ослепительно, как драгунские мундиры на параде.

— Наверное, я действительно выгляжу слегка старомодной, — смущенно согласилась Прунелла. — Когда у меня будет время, мы поедем по магазинам, и ты поможешь мне выбрать несколько более современных платьев, но завтра вечером я надену черное или серое.

— Тогда я категорически отказываюсь идти с тобой! — заявила Нанетт. — Если судить по тому, что я слышала о графе, он ценит хорошеньких женщин. И мне очень нравится легкомысленная атмосфера, окружающая его. Графа Уинслоу легко себе представить в роли флибустьера или благородного разбойника.

— Что ты забиваешь себе голову всякой ерундой! — возмутилась Прунелла.

— Кто бы он ни был, он настоящий мужчина! — сказала Нанетт. — А ты, хотя и постоянно об этом забываешь, женщина!

— Эту проблему совсем не трудно разрешить, — нашла выход Прунелла. — Я пошлю сказать графу, что мы не придем.

— Если ты это сделаешь, я отправлюсь одна, — пригрозила Нанетт. — Я хочу обедать у графа, и ты не смеешь быть такой злой и упрямой, чтобы лишить меня этого маленького удовольствия.

Прунелла ничего не ответила, и сестра продолжила:

— Я знаю, почему ты с ним так нелюбезна. Это все из-за того, что он сто лет назад сбежал с этой леди «Как-там-ее?» и ты до сих пор не можешь ему этого простить.

— Откуда ты знаешь такие вещи? — Прунелла была поражена.

—Откуда? — повторила Нанетт. — Чему ты удивляешься? Как я могу не знать об этом, когда на каждом углу только и говорят о побеге мистера Джеральда, сколько я себя помню? Да у него была не одна женщина, а дюжины. И она тихо рассмеялась.

— По-моему, когда я была маленькой, то вместо сказок мне рассказывали о приключениях молодого наследника Уин-слоу-холла, и, честно говоря, пока я не встретила Паско, я считала мистера Джеральда прекрасным принцем из моей мечты.

— Нанетт, ты, наверное, шутишь! — воскликнула Прунелла.

— Нет, говорю серьезно! Так что давай обе приоденемся и будем выглядеть как можно лучше. А поскольку размеры у нас почти одинаковые, ты можешь надеть одно из моих платьев, пока мы не купим тебе что-нибудь приличное. Прунелла не смогла удержаться от улыбки.

— Нанетт, это ведь ты дебютантка в свете, а не я.

— Сейчас я себя чувствую пожилой

дамой, которая пытается ввести «мисс Провинцию» в высший свет, — поддразнивала сестру Нанетт, — и бог знает, утонешь ты или выплывешь.

— Я никогда не слышала такой возмутительной... — начала Прунелла, но пока она говорила, Нанетт ускакала, смеясь над собственной шуткой. Единственное, что Прунелле оставалось, — последовать за сестрой.

В тот же день, в то время как Нанетт писала письмо, которое, Прунелла была уверена, предназначалось Паско, она решила навестить старую женщину, нянчившую графа, когда он был ребенком. Еще во время своего визита в Уинслоу-холл девушка собиралась попросить его обязательно заехать к няне Грэй, которая со дня его отъезда непрерывно молилась о его благополучном возвращении домой. Прунелла хотела бы сказать графу о том, что старушка очень слаба и он должен навестить ее, не откладывая свой визит на далекое будущее. Она надеялась, что он сдержит свое обещание. Но поскольку у нее не было возможности поговорить с ним об этом после первого визита в Уинслоу-холл, она решила поехать к няне Грэй сама. Няня, конечно, уже узнала о возвращении графа и наверняка с большим волнением ждет «своего мальчика», как она всегда звала графа. На этот раз дорога к коттеджу няни заняла больше времени, чем обычно, так как Прунелла приказала Доусону ехать не коротким путем, через парк, а воспользоваться проселочной дорогой. Поскольку граф сегодня уже застал их с Нанетт в своем парке, ей не хотелось, чтобы он считал их бесцеремонными соседями. Поэтому лошади везли ее по пыльной проселочной дороге, пока они не приехали в маленькую деревеньку, которая называлась Лоуер-Стодбери, в отличие от Литл-Стодбери и Грэйтер-Стодбери. Деревня состояла из трактира, церкви, маленькой лавки и дюжины коттеджей, в которых жили работники усадьбы Уинслоу. В окрестности деревни стояло несколько домов, хозяева которых были обеспечены немного лучше, среди них выделялся один побольше, теперь заброшенный и обветшалый, входящий во вдовью часть поместья Уинслоу. Поскольку две последние графини Уинслоу умерли раньше своих мужей, этот дом никак не использовался, и Лрунелла часто думала, что его можно восстановить и сдать в аренду, чтобы новые люди оживили общество. «Такие идеи не заинтересуют графа, — подумала она с горечью, — даже если у него найдутся на это деньги». Она вздохнула и мысленно продолжила: «Если он продал Ван Дейка, он, безусловно, поедет в Лондон и станет там охотиться за приданым, как и его племянник». Прунелла была убеждена, что найдется немало женщин, которые будут счастливы отдать все, что имеют, за то, чтобы надеть графскую корону в день церемонии открытия парламента. Когда это случится, у графа будет достаточно денег для восстановления Уинслоу-холла, но картины Ван Дейка уже нельзя будет вернуть. Прунелла так глубоко задумалась, что не замечала ничего вокруг. Неожиданно она обнаружила, что карета остановилась у дома няни Грэй. Та жила на краю деревни немного на отшибе. Дом выбрал для няни отец нынешнего графа, когда отправлял ее на покой, потому что этот дом был более просторным и садик при нем был побольше, чем у остальных. Сначала няня очень гордилась своим новым домиком, хотя и сильно скучала по Уинслоу-холлу. Когда Прунелла навещала ее, дом всегда сиял чистотой, а няня была вполне довольна, хотя иногда и чувствовала себя одинокой. С годами у няни появилось много недугов, и ей стало трудно добираться даже до деревенской лавки. Прунелла видела, что няня живет воспоминаниями, оживляя образ маленького Джеральда Уинслоу. Следовали бесконечные рассказы о «ее мальчике» с его рождения до момента, когда она со слезами проводила его в школу. Кроме того, раньше ей никогда не приходилось покупать себе продукты и заботиться о пропитании — она жила в Холле на всем готовом, — и ей было нелегко делать это. Прунелла приезжала в этот маленький коттедж почти каждый день, так как она знала, что няня не сможет ни приготовить себе еду, ни сходить в лавку. Теперь она вышла из кареты и пошла к дому по выложенной камнями дорожке. Садик перед домом пестрел цветами, но Прунелла заметила среди них и сорняки, и крапиву. Она постучала в дверь и вошла, не ожидая ответа. Девушка знала, что няне трудно вставать с ее кресла.